Крымская кампания 1854-1856 гг. Восточной войны 1853-1856 гг. Часть 3. Противостояние - Сергей Ченнык Страница 36

Получив от Меншикова приказ готовиться к тому, что у него вызывало не только неприятие, а убеждение в приглашении к соучастию в преступлении, адмирал мучительно искал выход. Выход он видел один — противодействие, и откровенно надеялся на понимание коллег.

После расставания с князем, адмирал остался один на один с мыслями и, хотя понимал, что атака неприятельского флота, к тому времени стоявшего в боевых линиях у м. Лукулл невозможна, все-таки надеялся достойно выйти из сложившейся ситуации. Но все, к чему он приходил, было больше эмоциями. Как бы не хотелось ему вывести красу и гордость Российской империи — Черноморский флот, из Севастопольской бухты, а затем обрушить град металла на неприятельские корабли и двигаться на них вплоть до абордажа и самовзрывания, смывая тем позор бесчестья и деморализуя противника «безумством храбрых», это было лишь желанием.

Когда мы полемизируем о том, что произошло в этот день, часто не принимаем в расчет, что адмирал Корнилов был составной частью касты, был ВОЕННЫМ МОРЯКОМ. Эта мысль иногда мелькает на многочисленных форумах с участием его современных коллег, но в пылу дискуссий они кидаются в теорию, оставляя мораль в стороне. А теперь попробуйте, немного абстрагироваться от всего, что вам пришло в голову, не думать о выгодах и невыгодах предложенного адмиралу, тем более, что оно в конце концов свершилось.

Человек чести, преемник Лазарева, ученик, принявший из его рук Черноморский флот со всей былой, и уверенный, будущей славой, Корнилов, без малейшего сомнения. в ужасе от случившегося. Верный флотскому корпоративному духу, он уже «имел зуб» на Меншикова, когда последний, упустив инициативу, обрек флот на бездействие.

Противник не атакован: ни в момент входа его в Черное море, ни при переходе морем, ни во время высадки. Думаю, Корнилову представлялось, что бездействие флота в сочетании с врагом у ворот империи, обрекало его на вечный позор.

Вскоре армия, управляемая бездарными генералами, терпит поражение. Но, уводя войска от Альмы и собираясь увести их из города, Меншиков приказывает ему — адмиралу атакующей, агрессивной лазаревской школы, собственной волей затопить корабли, не сделав ни то что ни одного бортового залпа, ни единого выстрела по неприятельским кораблям. Для него готовящийся уход Меншикова из Севастополя был не маневром. Он назвал его, правда, достаточно мягко, ретирадой.

От этого легче не становилось. И что вы скажете адмиралу делать? Взять и дать команду — топи, загораживай, своди людей на берег! А как же люди: матросы, офицеры. адмиралы?

Корнилов хотел знать, что скажут они и созывает совет. Никто не фиксировал выступлений, даже точно число участников, не говоря о персоналиях, до сих пор неизвестно. Все, что дошло до нашего времени — исключительно из личных воспоминаний двух-трех присутствовавших на нем. И это притом, что Корнилов всегда отличался стремлением документально подтверждать каждую мелочь.

Как бы то ни было, все делалось в соответствии с десятилетиями сложившимися флотскими традициями, понять которые сухопутному человеку трудно, но которые почему-то всегда оказываются эффективными.

На совет приглашены адмиралы, командиры экипажей и командиры кораблей. Все понимают, что решающее слово принадлежит трем военным лидерам, хотя и занимавшим разные должности во флотской иерархии, но одинаково авторитетным у людей в морских эполе гах. Звучит красиво, но вот как раз нужного единства в среде тех, от чьего решения зависела судьба флота и Севастополя, не было.

ЛИЧНОСТИ, ЛИДЕРЫ ИНТРИГИ

Представлять руководителей Черноморского флота, особенно начального периода обороны Севастополя, цельной и одинаково думающей общностью бессмысленно. Как и любой человеческий коллектив это были люди со своими проблемами, мыслями и идеями. Объединяло их одно: от них, от их умения, их способностей и просто личных качеств зависела судьба крепости, а в данном конкретном случае территории Российской империи. Недаром прусский император Фридрих II, говоря о человеческом факторе в защите крепостей, утверждал, что «…не фортификационные сооружения, не число солдат составляют защиту города, но все зависит от более или менее светлой головы того, кто ими командует».

Костяк, становой хребет, вокруг которого стояла и крепла сила Черноморского флота, являли три адмирала, бывшие без малейшего преувеличения явлением, выдающимися личностями в истории военно-морского флота России. Но, будучи каждый человеком оригинальным и уникальным, вместе они были разными и с серьезными разногласиями между собой.

Лидером этой тройки был, несомненно, вице-адмирал Владимир Алексеевич Корнилов — человек смелого ума, самостоятельной и твердой воли, неутомимой энергии. В тоже время командующий флотом, как сетями, окружен хитросплетениями интриг. Автор их — князь Меншиков, завидовавший быстрому возвышению адмирала и всеми силами старавшийся умалить его заслуги.

Хотя Панаев старается убедить нас, что князь «…никогда не осуждал Корнилова, так как ценил его хорошие качества, но только досадовал на холодность и натянутость отношений», получается это у него плохо, тем более что написано «задним числом».

^{Французская карикатура на затопление русскими флота в Севастополе. 1855 г.}

Корнилов тоже «не подарок» для Меншикова, тем более, что по оценке современников «…нелегко подчинял свои убеждения воле и власти другого человека, который не разделял с ним его мнений и воззрений»: типичная ситуация, когда «нашла коса на камень».

По воспоминаниям Ильинского, князю, чтобы нейтрализовать адмирала, приходилось действовать осторожно, но от того не менее коварно. Зная авторитет Корнилова у Николая I, прекословить которому было опасно, Меншиков запустил миф, а якобы взаимной ненависти его с Нахимовым, рассчитывая вывести одним ударом «из игры» обоих.

Действительно, Нахимов, как известно, не в восторге от Синопской победы, полагая, что это не столько успех, сколько предвестник грядущему поражению, так как теперь союзники имеют все законные основания атаковать Севастополь.

Корнилов же, если верить Ухтомскому, видел в Синопе победу блестящую и, так как сам к делу опоздал, имел к славе Нахимова зависть.

Меншиков, будем к нему справедливы, особой радости от победы не испытывал, хотя сам отдал Нахимову разрешение на атаку и даже имел намерение присвоить себе лавры победителя, заперев эскадру по возвращению в Севастополь на трехдневный карантин. После чего, улучив момент, отправил в Петербург подполковника Сколкова с докладом о победе, в котором хотел выглядеть перед самодержцем честным и объективным.

Император, неожиданно, проявил свое мнение, отличное от большинства, хотя даже канцлер Нессельроде расценил Синоп, как грубейшую ошибку. Даже «непричастный» Сколков за добрую весть получил чины полковника и флигель-адъютанта.