Бальзак - Франсуа Тайяндье Страница 32

Один из биографов Бальзака, характеризуя его жизнь, уподобил его Прометею. Можно было бы для сравнения выбрать имя и другого мифологического персонажа — Сизифа. Жизнь Бальзака словно была отмечена печатью какого-то рокового проклятия, жестокого и простого, как сюжеты всех мифов.

Деньги, творчество, планы женитьбы, всё более химерические мечты о большом состоянии и прочном положении в обществе… Бальзак упорно и безосновательно воображал, что настанет время, когда он сможет отдохнуть и насладиться оглушительным и неизменным, как картина на полотне, успехом, будто какое-то мгновение жизни можно раз и навсегда остановить.

Между тем ничто не указывало на приближение этого долгожданного момента, а к привычным заботам добавилась ещё одна, очень тревожная: ухудшалось здоровье.

Вот что Бальзак рассказывал 29 апреля 1842 года Еве, очевидно, в ответ на её упрёки, что он ей редко пишет. Эти строки лучше любого портрета дают нам представление о писателе:

«Чтобы написать, как я всегда это делал, произведение высокого класса за неделю, за десять дней или за две недели, надо вставать в 2 часа ночи и работать по 16 часов кряду. В промежутках обдумываешь построение интриги, последовательность сцен. Чтобы писать той, которую любишь больше всего на свете, надо сбросить с себя груз литературных мыслей и драматургических комбинаций. Всегда ли это возможно? Добавьте сюда беготню по делам, встречи… Двадцати четырёх часов, из которых семь приходится на сон, постоянно не хватает. Большую часть времени я не слежу за собой: у меня нет времени ни на то, чтобы принять ванну, ни на одевание, ни на бритьё. А многие упорно видят во мне какого-то денди, который одевается дольше, чем я пишу. <…> Я уже не верю, что доживу до будущего года, не пережив какой-нибудь денежной катастрофы или беды со здоровьем. Я больше не могу в одиночку вести эту борьбу после пятнадцати лет напряжённой работы. Творить, непрерывно творить. Сам Бог творил только шесть дней!»

То был крик боли. Но остановиться он уже не мог. Его толкали и финансовая необходимость, и та особая страсть, которая пожирала его, и все эти существа, которых ему надо было замышлять, оживлять, железной рукой вести к их судьбе. А ещё он был вынужден вести эту адскую битву с постоянным душевным беспокойством — битву, которую его тело в какие-то моменты отказывалось продолжать.

Он вывел для себя одну страшную формулу: «Я достигну цели убитым». И мечтал о том дне, когда судьба наконец-то ему уступит и приведёт в тихую гавань.

Многие годы Бальзак страдал мигренями, которые называл «воспалением мозга». В 1836 году во время пребывания в замке Саше он упал в обморок на прогулке, после этого у него в течение нескольких дней были затруднения с речью. Год спустя друг и врач Бальзака Накар обеспокоился, обнаружив у него хронический кашель и хрипы в лёгких. В 1842 году он стал жаловаться на нервный тик в веках, тогда же Накар нашёл у него «сильное засорение больших сосудов сердца». Появились и другие поводы для уныния.

Следующий год был отмечен многими тревогами. Бальзак сильно растолстел, постоянно переутомлялся, работая по ночам, злоупотреблял кофе. День за днём он пробуждал в себе гаснувшие творческие порывы. Ему не давали покоя денежные заботы. В наши дни сказали бы, что он страдал от сильного стресса. А попросту говоря, «укатали сивку крутые горки». Нелегко давались ему путешествия по стране и за границу, но ему не сиделось на месте. По разным причинам он исколесил всю Францию, делая в каждом городе, где побывал, заметки для будущих сочинений. Но в тогдашних условиях даже не очень дальняя поездка означала часы дорожной тряски, сквозняков, недосыпания. Бальзаку, чьё здоровье и без того было уже расшатано, всё это не шло на пользу. При этом, разумеется, он ещё вынужден был брать с собой в дорогу неотложную работу.

1843 год, как и предыдущие, прошёл в трудах и терпении. Или, если угодно, в нетерпении. Бальзак думал только об одном — уехать из Парижа к Еве. Увы, но было похоже, что она не спешит встретиться с ним. Она занималась в то время вопросами наследства и управления Верховней. Это было непросто — оказаться хозяйкой огромного имения. Ей нужны были помощь и благожелательное отношение юристов. К тому же российские законы запрещали приобретение земельной собственности через женитьбу. Сначала ей надо было отписать часть имения своей дочери. Всё это было очень сложно. Помимо того, она опасалась, что слишком поспешное новое замужество будет превратно истолковано земляками. Во всяком случае, это она давала понять Бальзаку. Возможно, она была просто не готова разделить с ним жизнь.

Между тем они не виделись уже семь лет. Это очень долгий срок. Что это, спрашивается, за любовь, когда влюбленные живут долгие годы за тысячи километров друг от друга?

Его самого задерживали в Париже романы, которые надо было сдавать в печать. Он опубликовал несколькими выпусками «Онорину», которая имела успех, две первые части «Блеска и нищеты куртизанок», третью часть «Утраченных иллюзий». Отдельными книгами вышли «Тёмное дело», «Муза департамента» и «О Екатерине Медичи» — странное сочетание романа с историческим трудом. Одновременно ему приходилось заниматься будущими томами «Человеческой комедии», надо было перечитывать тексты, вносить в них бесчисленные исправления, спорить с наборщиками. Теперь его произведения шли к читателю тремя путями: выпуски в газетах, первые публикации отдельными книгами, том полного собрания.