Последняя реликвия - Эдуард Борнхеэ Страница 31

сли не считать сего важного утреннего события, этот день не принес нашим путникам никаких особенных происшествий.

Они неутомимо двигались вперед — вчерашнюю усталость Агнес как рукой сняло, — но путь держали они не прямо на северо-запад, к Таллину, а отклонялись больше к северу, и вот по каким причинам…

Первая причина, о которой они друг другу не говорили, была та, что оба не очень-то теперь спешили попасть в Таллин; трудный путь теперь казался им не таким уж трудным, а скорее приятным; и они охотно удлинили бы его втрое, вчетверо, вдесятеро… если бы сумели найти какое-нибудь разумное оправдание такому промедлению и изрядному крюку. Вторая причина: Гавриил точно знал, что в Козе, на Ууэмыйза, стоит большой отряд мызных воинов, поэтому дорога вплоть до Таллина там небезопасна; а у Гавриила сейчас не было никакой охоты сталкиваться с этими алчными и бесчестными вояками. Третья причина: у Агнес вдруг явилось желание познакомиться с той местностью на берегу реки Ягала, где прошло детство Гавриила; и она сказала ему это. Гавриилу втайне и самому хотелось побывать там, поэтому он тотчас же согласился.

Начиная от Кивилоо, которое они в этот день после полудня обошли на достаточно далеком расстоянии, вся местность, все дороги и тропинки были с детства знакомы Гавриилу и вызывали в его душе то радостные, то печальные воспоминания. Вообще же дорога в этот день показалась путникам много приятнее, чем вчера. Правда, им приходилось с трудом пробираться сквозь лесную чащу, обходить болота, шагать по пескам, но зато солнце светило так ласково, птицы пели так весело и, что важнее всего, в сердцах у наших путников бил струей такой живой, свежий источник радости, что они совсем не замечали трудностей дороги. К тому же они не торопились. Пропитания у них было достаточно, а кров… кров в виде шалаша они могли соорудить в любом живописном месте… Если заросли оказывались слишком густыми, болото слишком топким, ручей слишком глубоким, Агнес охотно позволяла Гавриилу брать ее на руки, и сладкие уста вознаграждали его за труд такой платой, которую он не променял бы ни на золото, ни на серебро.

Несколько раз они замечали вдалеке людей, но старались держаться от них в стороне, не столько из страха, сколько из желания укрыть свое юное счастье от чужих глаз.

Удивительная сила открывалась в нежном и слабом на вид теле Агнес. Она ни разу не пожаловалась на усталость, она ни разу не попросила Гавриила продлить отдых, шаг ее час за часом был легок, как полет птицы, голос звонок, а бодрость духа — неизменна. Если Гавриил предлагал ей опереться на его руку, она соглашалась, на миг прижималась к своему спутнику, опускала голову, как будто утомленная, ему на плечо, а потом, шаловливо смеясь, убегала далеко вперед.

К вечеру они дошли до того места, где река Соодла вливается в Ягала. В лесной чаще они остановились на ночлег. Гавриил соорудил из ветвей и листьев очень уютный шалаш, устроил для Агнес мягкое ложе из мха и пожелал ей доброй ночи.

Сам он опять лег отдыхать под открытым небом.

На этот раз Агнес, проведшая две прошлые ночи почти без сна, уснула сразу, но спала беспокойно. Ее мучил тяжелый, страшный сон… Ей снилось, будто Гавриил играет с большим медведем. Вначале медведь был настроен добродушно и дружелюбно. Но вдруг он рассвирепел, поднял лапу, повалил Гавриила на землю, и Агнес увидела, что Гавриил лежит в большой, глубокой луже крови…

— Габриэль!.. — в ужасе вскричала Агнес и проснулась.

— Что случилось? — откликнулся спокойным голосом Гавриил.

В одно мгновение она поняла, что это был только страшный сон и что любимому ее ничто не грозит.

Горячий порыв радости охватил сердце Агнес. Она встала и быстро вышла из шалаша. Гавриил полулежал, прислонившись к дереву. Услышав шум и увидев перед собой Агнес, он вскочил и спросил встревоженно:

— Что с тобой, Агнес?

Не говоря ни слова, девушка обняла своего спутника и порывисто прижала к себе. Потом, волнуясь, поделилась страхом:

— Я видела дурной сон. Мне показалось, что ты умер.

— И это тебя так сильно испугало, дитя? — с облегчением сказал Гавриил и провел рукой по волосам девушки.

— Габриэль! — дрожа всем телом и прижимаясь к нему, прошептала Агнес. — Не смейся над этим! Я не сна сейчас боюсь, а того, что он может оказаться вещим… Береги себя, любовь моя! Не забывай, что твоя жизнь — это моя жизнь, твоя смерть — моя смерть. Случись что с тобой, вскоре и я зачахну…

С этими словами она отошла от Гавриила и вернулась в шалаш.

Долгий путь и последние тревожные ночи сломили в конце концов и железные силы Гавриила. На заре глаза его сомкнулись, и он заснул как убитый.

Солнце стояло уже высоко, Агнес давно встала, а Гавриил все еще спал глубоким сном. Агнес не решалась его разбудить; она тихонько села у изголовья спящего и задумчиво смотрела на его загорелое лицо. Любовалась им. Черты этого лица были словно высечены из темного мрамора. Агнес оглаживала взглядом высокий, открытый лоб Гавриила, его гордо изогнутые брови, прямой нос. Если верхняя часть лица говорила ей о мужестве и уме любимого ею человека, то небольшой рот и округлый подбородок свидетельствовали о его мягкости и сердечной доброте — редкое сочетание природных качеств, более всего нравящееся женщинам. Душа Агнес полнилась радостью и гордостью. Девушка могла бы сидеть так, храня сон любимого, долгие часы.

«Я никогда не видела более красивого мужчины. И теперь он мой, мой! — звучал ликующий голос в ее сердце. — Если бы он знал, как горячо я его люблю! Если бы он знал, с какой радостью сижу я у его изголовья, как я желала бы вечно так охранять его!»

С разным настроением Агнес вспоминала последние дни; то улыбка трогала ее губы, то тень пробегала по лицу. И опять озарялось лицо улыбкой.

«И он мог думать, что я презираю его из-за его сословного положения!.. О, тетушка Барбара, я теперь только по-настоящему понимаю тебя и верю, что ты действительно счастлива, дорогая, ибо что может быть в мире прекраснее, чем всегда жить вместе с любимым человеком! Будь я даже принцессой, наследницей королевского трона в большом государстве, я бы все отдала и поселилась в лачуге, если бы он, он, он меня туда позвал… Со мной случилось чудо; из моей памяти изгладилось все, что не касается его; и во сне, и наяву он всегда у меня перед глазами».