Операция `Раскол` - Стюарт Стивен Страница 19

Конечно, в области шпионажа только те, кто располагает в высшей степени неограниченной и секретной информацией, способны делать правильные выводы о том, какой политический курс следует проводить с учетом новых разведывательных данных. Если директор ЦРУ, обязанный представлять Национальному совету безопасности информацию, на основе которой затем должны быть сделаны выводы, хоть немного изменит ее, то Национальный совет безопасности может принять решение, которое желает ЦРУ. Приведем не совсем недостоверный пример: директор ЦРУ хочет получить больше средств, чтобы усилить отдел, занимающийся Восточной Германией. Он убеждает Национальный совет безопасности, что Советы с непонятной целью наращивают силы в Восточном Берлине; и тогда именно Национальный совет безопасности предложит увеличить штаты и ассигнования, а не директор ЦРУ.

Но Даллес хотел большего, чем возможность подобным образом воздействовать на Национальный совет безопасности. Он считал, что директор ЦРУ должен быть свободен от всех легальных ограничений. Но он никогда не был заинтересован во власти ради власти. Он был терпимым в социальном смысле и профессионально честолюбив, но лишен мании величия. Однако он считал коммунизм всемирной угрозой и полагал, что лишь его – Даллеса – методами можно ликвидировать и разбить эту угрозу.

В 1948 году благодаря положению, которое он занимал в штабе по избранию Дьюи президентом, а также благодаря назначению председателем особого комитета по разработке Акта о национальной безопасности, он занимал исключительно важное положение. Аллен Даллес пользовался властью, но не нес никакой ответственности. Работа в комитете позволила ему проникнуть в каждый отдел ЦРУ. Он имел право знакомиться с делами, с деталями проводимых операций, беседовать с офицерами и агентами, присутствовать на служебных совещаниях. Еще более важным было то, что, поскольку его считали будущим директором, он мог воздействовать на важные решения. Большинство «молодых львов» внутри ЦРУ советовалось с Даллесом с глазу на глаз по каждому пункту готовящегося доклада. Они тоже желали активизации деятельности. Они разделяли энтузиазм Даллеса в отношении того, что он назвал грязными трюками. Как и он, они равнодушно относились к более прозаичным делам вроде оценки информации или администрирования. Многие из них знали его во время войны, когда он находился в Швейцарии, и вместе с ним возмущались отношением к директору Управления стратегических служб Доновану, который после войны был уволен в отставку и в настоящее время разъезжал по стране, предупреждая о красной опасности. Более того, Даллес и двое его коллег не смогли бы докладывать президенту о работе ЦРУ, если бы они сами не были бы активными штатными высшими сотрудниками американской разведывательной службы. Президент, может быть, даже председатель Объединенного комитета начальников штабов, министр обороны и государственный секретарь должны располагать разведывательной информацией. Но ниже она должна поступать только к небольшому, строго отобранному кругу лиц. Материал, докладываемый ЦРУ, имеет настолько особый характер, что никто из посторонних, каковы бы ни были его прошлые заслуги, не должен иметь к нему доступа.

Таким образом, Даллес являлся в то время и до конца своих дней активным оперативным работником разведки. В 40-х годах он действовал под прикрытием фирмы «Салливен и Кромвелл», а в 50-е годы – под прикрытием должности директора ЦРУ. (Я считаю, что это директорство было довольно прозрачным прикрытием его главной функции – руководителя специальных операций ЦРУ.)

Обо всем этом, конечно, было известно кадровым работникам британской Интеллидженс сервис. Они знали, что, имея дело с Даллесом, смогут добиться сотрудничества с американцами и в то же время сохранить все это дело на неофициальном уровне скорее, чем установив контакт с секретной службой или на правительственном уровне. Все это было сделано в духе, предпочитаемом разведывательными службами. В результате именно Аллен Даллес однажды сердечно приветствовал английского гостя в своем уставленном книгами кабинете на Уолл-стрит. Попыхивая трубкой, поблескивая глазами из-за стекол очков без оправы, одетый просто, хотя и не совсем по протоколу (жилет и домашние туфли), он был скорее похож на профессора колледжа, занимающегося далекими от реальной жизни вопросами средневекового английского реализма, а не на профессионального мастера шпионажа, каковым был в действительности.

Хотя Даллес старался не показывать этого, он никогда не любил англичан. Еще в ранней юности он опубликовал свою первую работу (о которой было сообщено в «Нью-Йорк тайме»), представлявшую собой резкую, правда, недостаточно хорошо сформулированную, критику английской политики по отношению к бурам во время южноафриканской войны. Подобно многим американцам своего поколения, он рассматривал Британскую империю как постоянную угрозу международной стабильности.

(Во время Второй мировой войны его деятельность в Берне часто раздражала местных представителей Интеллидженс сервис. Иногда его считали слишком симпатизирующим нацистам, с которыми он вел переговоры, а иногда, наоборот, коммунистом, бежавшим в Швейцарию из оккупированной Европы в поисках убежища. Он признавал, что Интеллидженс сервис обладает опытом и умением, которых не хватает американской разведке. Однако Даллес считал, что высшее руководство Интеллидженс сервис слишком наивно в политическом отношении, чтобы распорядиться с толком информацией, когда она получена. Он был склонен рассматривать сотрудничество с представителями Интеллидженс сервис как рискованное дело и в гневе называл их «букетом анютиных глазок», иронически повторяя эпитет, которым пользовался директор ФБР Эдгар Гувер, когда говорил о молодых сотрудниках самого Даллеса.)

Однако обычное пренебрежение Даллеса к своему союзнику быстро испарилось, когда гость из Интеллидженс сервис вручил ему досье на Святло и высказал предположение, что США, возможно, будут заинтересованы в том, чтобы взять польского перебежчика к себе на связь. Даллесу едва удалось скрыть свое возбуждение. Лишь за день-два до того он просматривал личные дела американских агентов, действовавших в странах Восточной Европы. Один был хуже другого: старый пограничник, несколько чиновников, сотрудничавших с американцами, чтобы пополнить свою жалкую зарплату, и это все… Сейф был обескураживающе, даже опасно пуст. Йозеф Святло, казалось, был послан самим богом.

(Тайная разведка не может быть создана за одну ночь. Мало операций с долговременными задачами имели успех, если заранее не был внедрен агент в лагерь противника, в его разведывательный аппарат. Более чем вероятно, что сегодня среди высокопоставленных чиновников ФБР и ЦРУ имеется активный русский агент, поставляющий материал для Москвы. Оба эти американских учреждения сознают подобный факт. В целях самозащиты в них установлен очень строгий порядок допуска к информации, чтобы уменьшить вред, который может такой агент причинить. Хотя с подобной ситуацией эти службы уже смирились.)

В то время США не имели ни одного такого агента. Тем не менее Даллес строил грандиозные планы деятельности американской разведки в послевоенном мире. Он был генералом без армии, стратегом, играющим на ящике с песком. Это его глубоко разочаровывало. А ведь уже имелись признаки трещин в советском монолите: в июне 1948 года Югославия была исключена из Коминформа за то, что маршал Тито отказался поступиться своим суверенитетом ради Советского Союза. Стоит правильно использовать случившееся, и, как полагал Даллес, можно будет убедить последовать за Тито и Чехословакию, Польшу, Болгарию, всех остальных. Это должно стать первейшей задачей американской разведки. ЦРУ должно создать условия, которые приведут к восстанию сателлитов и их освобождению из сталинского плена. Но для того чтобы начать подобную операцию, Даллес должен иметь людей, работающих на него внутри восточноевропейских стран, глубоко внедренных в правительственный аппарат и органы безопасности.