Эрнест Хемингуэй. Обратная сторона праздника. Первая полная биография - Мэри Дирборн Страница 19

Эрнест написал семье 14 мая, что виделся с Мэй Марш в Нью-Йорке и что, по-видимому, тронутый названием или очаровательным обликом «Маленькой церкви за углом» на 29-й Ист-стрит, он раздумывал о венчании в ней: «Я всегда собирался жениться, если когда-нибудь стану офицером, вы понимаете». Грейс и Эд по-настоящему встревожились и стали посылать Эрнесту потоки писем и телеграмм, прося объяснений и убеждая его пересмотреть решение. (Грейс казалось, что она, видимо, «очень плохо преуспела как мать», если он не доверился ей и не рассказал о своей личной жизни, и предупредила, что он не осознает, «каким посмешищем» выставил бы себя, если бы продолжал упорствовать в своих планах.) Эрнест отвечал на их отчаянные расспросы, притворяясь, что не понимает вопросов, пока, наконец, не облегчил их страданий телеграммой от 19 мая. Тем временем Эрнест рассказал Дейлу Уилсону ^[10], что Мэй, как она призналась, не хочет быть «вдовой военного», хотя будет ждать его и уверена, что когда-нибудь он станет великим журналистом. Он сообщил Уилсону, что потратил 150 долларов, посланные ему отцом, на обручальное кольцо для актрисы (и на одном дыхании доверительно поведал, что купил за 30 долларов пару «ботинок из кордовской дубленой кожи»), и попросил Уилсона не рассказывать «банде» о его помолвке – хотя ничего страшного в том, чтобы сообщить об этом коллеге по «Стар» Джорджу Уоллесу, нет. Неясно, что случилось с этими отношениями после отъезда Эрнеста в Европу, потому что в дальнейшем он больше не упоминал об актрисе, и с ее стороны тоже сохранялось молчание. В том сентябре Марш вышла за кого-то замуж, что, впрочем, и могло стать решающим фактором разрыва.

Во время недолгого пребывания в Нью-Йорке весной 1918 года Эрнест был слишком захвачен важными новыми событиями и ожиданием отправки за границу и не задерживался на вопросах, которые в другое время, пожалуй, имели бы для него большее значение. Добровольцы были заняты получением паспортов, виз и пропусков для зоны военных действий. Когда они отправились посетить мавзолей Гранта, Арсенал, аквариум и смотровую площадку на верхнем этаже Вулворт-билдинга, Эрнест был настолько же занят тем, как он выглядит в своей новой военной форме, сколько и осмотром достопримечательностей. Он сказал родителям, что, когда тебе отдают честь, это приятно, но отдавать честь в ответ – не очень. И тем не менее он очень счастлив был оказаться в центре первого ряда на параде, проходившем по Пятой авеню, ради сбора средств для Красного Креста. Перед парадом он сказал родителям, что, будучи «капралом 1-го отряда», он возглавит парад, однако позже признался, что вывел «второй взвод на середину авеню самостоятельно» и приветствовал президента и его жену, стоявших на трибуне на Юнион-Сквер.

Он отбыл на французском пароходе «Чикаго» – это было первое из многих незабываемых путешествий на любимых судах Французской линии – примерно в третью неделю мая. В эту поездку он познакомится еще с одним добровольцем, который станет его большим другом. Билл Хорн (получивший неизбежное прозвище Хорни [букв. перевод – половой гигант. – Прим. пер.]) был на шесть лет старше Эрнеста; он окончил Принстон в 1913 году. В конечном счете Билл Хорн станет соседом по комнате и участником свадебного торжества Эрнеста. Хемингуэй завяжет новые дружеские отношения еще с одним человеком – Хауэллом Дженкинсом, он же Дженкс или Лихорадка, тоже родом из Чикаго. Дженкинс станет членом бригады скорой помощи Эрнеста, 4-го отделения. Путешествие продлилось десять дней, пассажиры пережили незабываемый двухдневный шторм после двух ясных дней. Эрнест и его друзья (Тед Брамбэк тоже был на корабле) играли в кости и покер и получали особенное удовольствие от превосходной французской кухни и французских вин. Корабль встал на якорь в Бордо 1 июня, и на следующий день добровольцы сели на поезд до Парижа. Их разместили в отеле на площади Согласия, и они наслаждались своим положением в глазах французских военных. Ощущение усиливалось благодаря недавней победе при Белло-Вуд, главную роль в которой сыграли американцы.

Немцы постоянно обстреливали город из новейшей «Большой Берты». Эрнест уговорил Теда Брамбэка сесть на такси, и они неслись туда, куда, как им казалось, падали снаряды. Он вел себя, по словам Теда, так, «будто его отправили на специальное задание, освещать крупнейшее событие года». Действительно, подход Эрнеста к событиям 1917 и 1918 годов характеризовался именно этим напористым энтузиазмом, и, опять же, его отношение к событиям было пронизано какой-то наивностью. В последнюю ночь в Париже он сообщил семье о своем удовольствии от того, что доукомплектовал форму «нахальной фуражкой» и офицерской портупеей. Он выглядел на «легендарный миллион долларов, – заверил он родных. – Ета веселая жисть».

Добровольцы Красного Креста сели на поезд в Милан через несколько дней после приезда в Париж. Переезд через Альпы произвел на Эрнеста должное впечатление. Сразу же по прибытии добровольцев отправили в соседний город с неожиданной миссией: собирать тела и части тел, оставшиеся после взрыва на заводе по производству боеприпасов. Им было поручено собрать как можно больше трупов, а затем снять останки, зацепившиеся за забор из колючей проволоки вокруг завода. Эрнест отправился на задание, скорее всего, с круглыми от страха глазами. Он был заворожен кровавой бойней, потрясен зрелищем разбросанных останков; позднее он расскажет: страшнее всего было видеть, что большинство тел – женские, о чем они поняли по длинным волосам. Пережитое оставило в нем глубокий след. В будущем он включит в книгу «Смерть после полудня» (1932), посвященную корриде – дань эстетике смерти по своей природе, – «Естественную историю мертвых», в которой будет рассказывать о работе по расчистке завода и подробно опишет природу изменений, происходящих с трупом от времени. («Цвет кожи у мертвых кавказской расы превращается из белого в желтый, в желто-зеленый и черный».) Это не знания, которые он, или кто-то другой, мог бы объединить в общую картину с другими знаниями. Это застряло в памяти неусвоенным.

Девятого июня 4-е отделение отбыло на фронт. Сначала они направились в Вицену и затем в городок Скио в предгорьях Доломитов. Менее чем за год до этого итальянская армия потерпела сокрушительное поражение при Капоретто, и этот разгром вынудил итальянцев вернуться на другую сторону реки Пьяве. Сразу после того, как отступавшие солдаты перешли через реку, по случайности произошел разлив, который остановил австрийцев. Здесь Эрнест и другие мужчины приступили к своим обязанностям, заключавшимся в сопровождении опытных водителей машин «Скорой помощи» до перевязочных пунктов на линии фронта, где они будут забирать раненых и перевозить их в больницы. Водители жили на втором этаже суконного завода, над общей столовой, где подавали тарелки спагетти, колбасу, хлеб и столько красного столового вина, сколько им хотелось. Эрнест со своими друзьями Хауэллом Дженкинсом и Биллом Хорном поглощали еду и все происходившее вокруг как губки. В те десять дней, проведенных в Скио, они купались в реке и играли в малый бейсбол. Когда редактор ежемесячной четырехстраничной газеты «Чао» для водителей дал объявление, что ищет новые материалы, Эрнест откликнулся и передал свежий текст, написанный в форме письма «Алу» и в стиле Ларднера, о времяпрепровождении в Скио («Эта окопная жизнь – ад, Ал»).