Торговец тюльпанами - Оливье Блейс Страница 14

Виллем отчаянно мотал головой, показывая, что он со столичными регентами никак не согласен.

— Они не правы, сударь!

— Разумеется, не правы! И вскоре почувствуют это на собственной шкуре! Когда господа из Амстердама увидят, какие неслыханные доходы сулит торговля тюльпанами, когда мы за горстку луковиц получим их особняки, их кареты и их великолепные упряжки — они пожалеют о том, что нами гнушались. Есть ли еще товар, чья стоимость удваивается только оттого, что он переходит из рук в руки, а из этих других рук — в третьи? Найдется ли на свете самородок настолько весомый или драгоценный камень настолько безупречный, чтобы он один мог сделать вас богачом? Правда ведь, нет ничего подобного? А чудо, которое совершили простые цветоводы, — вот оно, у всех перед глазами!

Красноречие Элиазара подстегнуло и его аппетит: чем больше он работал языком, тем быстрее двигался и его нож, почти с каждым словом отрезая по кружку колбасы. Зато ректор, стоило ему вступить в разговор, сразу же отодвинул тарелку.

— Образованный человек не может презирать тюльпаны… Только невежды считают их грубыми и никчемными. В других странах знают им цену, там их ценят не меньше, чем у нас — розы и лилии! Известно ли вам, к примеру, что те, кто поклоняется султану, считают этот цветок священным, потому что турецкое его название — lale — состоит из тех же букв, что и имя Всевышнего? И больше всего ценятся те сорта, у которых чашечка миндалевидная, а лепестки удлиненные, как острия пик. Их названия: Nur-i-Adin — «Свет рая» или Dur-i-yekta — «Несравненная жемчужина»…

Даже Элиазар удивился, услышав это.

— Вы так много знаете о тюльпанах?

— Да, как ты знаешь многое о сортах и о способах разведения тюльпанов, так и я — кое-что из их истории. Приправляю этими забавными рассказиками свою болтовню, расхваливая товар, и торговля идет бойко.

— Восхитительно! — воскликнул Виллем и зааплодировал.

Яспер и девушки присоединились к рукоплесканиям старшего брата, однако по лицу Харриет было видно, что она-то от речей ректора в восхищение не пришла и оттачивает очередную остроту. Виллем бросил гневный взгляд на сестру, приказывая ей молчать, а потом умильный — на гостя.

— Сударь, то, что я услышал, привело меня в восторг, и я непременно поблагодарю отца за знакомство с вами. Теперь мне совершенно ясно, что отец все уладил как нельзя лучше, теперь я понимаю, что, назвав мне ваше имя, он обеспечил всей семье надежную поддержку!

Паулюс внимал комплиментам, воздев руку с двумя соединенными пальцами — подобным жестом благословляют прелаты.

— Спасибо, спасибо, милый Виллем! Как много чувства и благоразумия в твоих речах! И я убедился, что Корнелис, прислав тебя ко мне, не только исполнил свой отцовский долг: его посредничество полезно нам обоим!

— В первую же нашу встречу, мессир Паулюс, вы вложили мне в руку эту луковицу тюльпана, в которой заключено, так сказать, семя нашего будущего. Разве я мог не почувствовать, что именно на этом пути наша семья, приложив все силы, вернет себе титулы и состояние, которыми обладала в прежние времена? Деруики были художниками и бакалейщиками, они были поэтами и лавочниками, отныне дело Деруиков — служить тюльпанам и браться за все ремесла, какие потребуются для того, чтобы выращивать тюльпаны и торговать ими. Не стану скрывать: пока ни я сам ничего о цветах не знаю, ни мои сестры и брат. Правда, Харриет, наша младшенькая, иногда осмеливается о них поговорить…

Проницательный взгляд ректора перешел с брата на сестру, которая немедленно ответила ему точно таким же взглядом.

— Но пусть мы пока и несведущи, я хочу, чтобы через три месяца тюльпаны сделались для Деруиков такими же привычными, как латынь или геометрия — предметы, знакомые нам с детства. Вы премного обяжете нас, господа, если назовете школы, где готовят знатоков тюльпанов, и имя наставника, который обучил бы нас всему необходимому.

Младший брат заметил, что гостя этот вопрос позабавил.

— Собственно школы, Виллем, никакой и нет… Искусство выращивать тюльпаны и умение торговать ими постигают, как говорится, на практике! Как только ты усвоишь, какой цветок называют перистым, о каком говорят, что он с подпалинами, какая разница между пестрым тюльпаном и крапчатым, и сможешь безошибочно отличить Centen от Oudenares — считай, твое образование завершено! Но даже и сейчас, поскольку наши дела идут хорошо и прибыли от торговли все возрастают, мы будем рады видеть вас и вашего брата своими компаньонами.

— Вы это сделаете?

— Почему бы и нет? В конце концов, наши семьи давно связаны между собой! Если отцы воевали плечом к плечу — сыновьям сам Бог велел трудиться рука об руку!

— Какое великодушное предложение! Господин Паулюс, господин Элиазар, вы — наши добрые гении! Чем отплатить вам за такую доброту?

— Пока старайтесь продавать как можно больше тюльпанов, а там — как знать… Возможно, будущее свяжет нас куда более тесными… я бы сказал… кровными узами.

— Вы имеете в виду брак? — перевел Яспер, поглядев на Петру, которая глаз не сводила со своего веера.

Паулюс, не подтвердив словами его догадки, откинулся на спинку кресла с таким видом, будто ему доверен пикантный секрет молодой пары. Элиазар же пялился на девушку с улыбкой, выдававшей мерзкое и оскорбительное для младшего из братьев вожделение.

Тут принесли главное блюдо, и внимание сотрапезников сосредоточилось на нем. Едва Фрида приподняла тяжелую крышку, они перестали видеть друг друга за облаком обжигающего пара. В пряной подливе olipotrigo, вперемешку с эндивием, артишоками и крупными каштанами, плавали куски говядины, баранины, свинины, телятины и мяса каплуна — это было лучшее из всего, что не слишком изысканная фламандская кухня могла предложить за праздничным столом высоким гостям.

Дождавшись, пока ректор подаст пример, взялись за ложки и все остальные. Поскольку серьезные дела были улажены, ужин завершился в полном молчании и при взаимном равнодушии двух семей — им больше нечего было обсуждать. Один Элиазар, считая, что Петра теперь в сговоре с ним, время от времени отпускал шуточку в ее адрес, и девушка притворно смеялась. Расстались с восходом луны, утомленные и сытые.