Сказания Древней Японии - Садзанами Сандзин Страница 14

«Чудно», – подумал дед и начал еще рыть. Еще одна, еще и еще, монет набралась целая куча, и все как одна блестящие натуральным золотым цветом.

Дед был так поражен этим, что просто не мог прийти в себя. Сейчас же позвал он свою старуху, и вдвоем они перенесли клад в свой домишко. Конечно, клад достался ему в полную собственность как вырытый на его собственной земле, и дед стал вдруг богачом. Так как клад найден был благодаря Сиро, то, само собой разумеется, старики стали относиться к нему еще любовнее, еще заботливее.

На следующий день старик сосед, очевидно задумав что-то, пришел к деду и в самых вежливых выражениях стал просить дать ему Сиро на некоторое время.

– Как ни совестно мне просить, – говорил он, – но не откажи, пожалуйста, одолжить мне господина Сиро на короткое время.

«Что за перемена?» – подумал дед, которому странной показалась просьба соседа, всегда ненавидевшего и преследовавшего Сиро, но дед был доброй души.

– Ладно, – сказал он, – возьми, пожалуйста, если он нужен тебе на что-нибудь.

Сосед увел Сиро к себе. Ухмыляясь себе под нос, вернулся он домой, довольный, что так легко обделал дельце.

– Ну, старуха, выманил-таки я Сиро. Вот он. Теперь надо только хорошенько воспользоваться им, не будем внакладе. Давай-ка сюда поскорее кирку.

Взяв принесенную старухой кирку, он пошел с ней на поле позади дома; там рос у него тоже огромный вяз. Придя под вяз, он обратился к приведенному с собой Сиро:

– Ну ты, животинка! В вашем доме под вязом нашлись золотые монеты, отчего же не быть им и под моим вязом? Ну, скреби лапами, где они? Где? Здесь?.. Здесь?..

Прижав Сиро носом к земле, он силой заставлял его нюхать землю. Бедняга Сиро не выдержал и заскреб лапами.

Старикашка обрадовался:

– Вот и отлично! Значит, здесь! Ладно, ладно. Посторонись-ка малость.

Поплевав на руки, он изо всех сил всадил с размаху кирку в землю.

– А ну зазвени, заблести! Что, нет? Ударим еще раз. Зазвени, заблести! Нет? Ну еще разик. Да ну же, зазвени, заблести.

Несколько раз ударил он киркой, а монет нет как нет. Да что монет… хоть бы остаток стоптанной сандалии, так и того нет.

– Эге, значит, они глубоко забрались!

Он все продолжал рыть и рыть, бормоча себе под нос. Вдруг из-под земли пошел самый отвратительный, какой только можно представить себе, запах, и в то же время перед глазами открылась яма, полнехонькая собачьего помета.

Старик пришел в бешенство:

– Так вот как! Для своих ты находишь только золото, а для других один помет. Стой же, поперечная тварь! Задам я тебе выучку.

Сиро хотел было удрать, но старик тут же на месте пригвоздил его несколькими ударами кирки и забил насмерть.

– Наслаждайся сам теперь этим, – сказал он и, бросив Сиро в яму, засыпал его землей, а сам как ни в чем не бывало спокойненько пошел домой.

Давно уже поджидали старики своего Сиро; времени прошло много, а его все нет да нет. Ими овладело беспокойство. И вот старик решил сам сходить к соседу за Сиро:

– А что Сиро? Если он не нужен больше, верни его мне, пожалуйста.

Видя, что дед настойчиво пристает, сосед совершенно спокойно ответил ему:

– Сиро? Я убил его.

– Что! Убил? – Дед сразу весь сник. – За что же ты убил его?

– За дело. Я не таков, чтобы убивать без причины, если не заслуживают того. Ты вот послушай только. Я просил его у тебя, потому что за последнее время ко мне на пашню повадились лисицы. Вот я и поставил его сторожить. И что же он, негодяй?! Вместо того чтобы караулить поле от лисиц, он только жрал да спал… да еще начал гадить в моем садике. Я, конечно, рассердился… ну и обошелся с ним крутенько. Подумай сам, можно ли стерпеть, если собака, как бы там ни дорожил ты ею, выкидывает у меня в доме такие штуки. – Старикашка говорил резко и сердито.

Выслушав всю эту историю, дед заохал и заплакал:

– Ах! Как жаль, как жаль. Знай я только раньше это, уж так или иначе, а упросил бы тебя простить его, отстоял бы Сиро… и был бы он теперь живехонек. Жестоко обошелся ты с ним… теперь не поправишь, – высказывал дед свои сожаления, а затем, подумав, сказал соседу: – Что было, то было и быльем поросло. Если Сирошка делал не по правде и убит за это, то, значит, он пожал то, что сам посеял. Теперь его уже не вернуть, но мне хотелось бы по крайней мере получить его останки. Не отдашь ли ты мне их, пожалуйста?

– Да как же тебе их отдать, ведь я закопал Сиро в землю под вязом.

– Конечно, если закопал, то уж выкапывать не годится. Как же быть, однако? – Дед призадумался, но вдруг ему пришло в голову. – В таком случае извини меня за назойливость, но уступи мне, пожалуйста, этот вяз. Глядя на него, я буду вспоминать, что под ним был похоронен Сиро, и буду как будто ближе к нему. Пожалуйста, уступи.

– Ладно, бери.

– От души благодарю тебя.

Получив от соседа вяз, дед сейчас же, не медля, с плачем перенес его к себе в дом, как будто останки Сиро. Принеся вяз домой, старик стал думать, что бы такое из него сделать, и, смастерив наконец из него большую ступку и пест, начал толочь в ней просо для лепешек, чтобы справить поминки по Сиро. Дед толок, баба месила.

– Сиро, Сиро! Сейчас мы сделаем твои любимые сладенькие лепешки. Ну, сиди же смирно, подожди немного, – словно обращаясь к живому существу, говорил сам с собою старик, постукивая пестом.

Но тут случилось чудо. Из одного гарнца проса, всыпанного в ступку, стало два гарнца, потом три, четыре… Старики едва успевали выбирать его. Наконец, из пустой совершенно ступки посыпались одна за другой со стуком готовые просяные лепешки. Дед и баба и испугались, и обрадовались. Неужели это благодарность покойного Сиро за полученные от них милости? Еще горше стало у них на душе, еще больше стало им жаль Сиро. Прежде всего сделали они приношение этими лепешками перед табличкой ^[30] покойного Сиро, как приносится божеству жертва первыми колосьями рисовой жатвы, а затем принялись и сами за лепешки. Лепешки оказались необычайно вкусными и, кроме того, такими сытными, что достаточно было съесть только одну, чтобы в этот день уже не завтракать, не обедать, не ужинать. Вот какие чудесные были это лепешки.

Старикашка сосед пронюхал, конечно, об этом и живехонько прикатил к деду: