Апостол Павел - Ален Деко Страница 13

В Деяниях сохранился отзвук их первого столкновения: «В эти дни, когда умножились ученики, произошел у Еллинистов ропот на Евреев за то, что вдовицы их пренебрегаемы были в ежедневном раздаянии потребностей» (Деян 6:1). Речь идет об общих трапезах, устраиваемых в память о вечере, которую Иисус разделил со своими учениками накануне ареста и казни, а евреями именуются палестинские иудеи. При общинном образе жизни этот вопрос достаточно серьезен: нельзя, чтобы кто-то ощущал себя обиженным или униженным. Никто из двенадцати апостолов не мог да и не хотел отказываться от духовной и административной ответственности, хоть она и становилась все тяжелее. «Тогда двенадцать Апостолов, созвав множество учеников, сказали: нехорошо нам, оставив слово Божие, пещись о столах. Итак, братия, выберите из среды себя семь человек изведанных, исполненных Святаго Духа и мудрости; их поставим на эту службу, а мы постоянно пребудем в молитве и служении слова. И угодно было это предложение всему собранию; и избрали Стефана, мужа, исполненного веры и Духа Святаго, и Филиппа, и Прохора, и Никанора, и Тимона, и Пармена, и Николая Антиохийца, обращенного из язычников; их поставили перед Апостолами, и сии, помолившись, возложили на них руки» (Деян 6:2–6).

Иосиф Флавий назвал приверженцев Христа «эллинистической сектой». Ошибиться и вправду невозможно: эти семь имен — эллинистического происхождения, а последний, видимо, был обращен из греков. Добрая воля, проявленная апостолами, приводит к парадоксу: чтобы доказать равенство всех христиан в лоне первой церкви, создают государство в государстве — если эллинисты жалуются, пусть они сами разбираются между собой! Заручившись освящением по апостольскому благословению, эти руководители, которых станут называть диаконами (хотя в Деяниях апостолов это слово не используется), возьмутся решать не только вопросы принятия сообща пищи, но обретут в короткое время некую экономическую самостоятельность.

Вскоре о Стефане, «муже, исполненном Веры и Духа Святаго», заговорили больше, чем обо всех остальных. Молодой, активный, никогда не отступающий, доводящий дело до конца, убедительный в речах — таким он предстает перед нами. Может быть, он был родом из Александрии, потому что его стиль в какой-то мере напоминает стиль Филона Александрийского, почитаемого иудейским населением этого города. Потомки сочли, что именно Стефан совершил революционный выбор: иудейский закон не должен стоять выше наставлений Иисусовых.

В том, что новообращенные из евреев упорно следовали и закону Моисееву, и заветам Христа, Стефан увидел умаление Христова наследия. Он не просто бросился в дискуссиях защищать истину, он возглашал ее повсеместно. Наделенный харизмой, Стефан, как сообщается, «совершал великие чудеса и знамения в народе» (Деян 6:8).

Бросавшаяся в глаза независимость Стефана незамедлительно встревожила евреев-христиан, а еще больше — религиозную верхушку храма. Секта, основателем которой являлся галилейский плотник, всерьез не принималась и до времени не причиняла хлопот. Ну пришлось наказать плетьми двух смутьянов — они и затихли. И вдруг этот Стефан!

Вот тут в действие вступил Савл из Тарса. Воспитанный в эллинистическом духе, но умом привязанный к закону Моисееву, он, что вполне логично, стал противником Стефана, тоже эллиниста, но еретика. Чаша переполнилась. Стефана обвинили в том, что он говорит «хульные слова на святое место сие, и на закон». Против него настроили народ, старейшин, книжников. Стефана схватили и привели к синедриону. В этой толпе был и Савл Тарсянин.

Возбужденный люд подтвердил: «Мы слышали, как он говорил хульные слова на Моисея и на Бога». Растерявшийся первосвященник — скорее всего все тот же Каиафа, покинувший свой пост только в 36 году, — спросил, так ли это.

Стефан не стал ничего скрывать — наоборот, заговорил так: «Мужи братия и отцы! послушайте. Бог славы явился отцу нашему Аврааму в Месопотамии, прежде переселения его в Харран, и сказал ему: выйди из земли твоей и из родства твоего и из дома отца твоего, и пойди в землю, которую покажу тебе».

Не удивительно, что после такого начала пошло изложение всей истории народа: Исаак, Иаков, двенадцать патриархов, Иосиф в Египте, Моисей и дочь фараона, Исход из Египта, золотой телец, десять заповедей, поселение на Святой земле, колена Израилевы, цари, Давид, Соломон и его храм. Сколько это длилось: два часа? три часа? И чем дальше Стефан говорил, тем больше росло недоумение: что этот человек хочет доказать? Ждать оставалось недолго: Стефан представил Моисея как человека, которого иудеи не поняли: «Он думал, поймут братья его, что Бог рукою его дает им спасение; но они не поняли… Сего Моисея, которого они отвергли, сказав: кто тебя поставил начальником и судьею? сего Бог чрез Ангела, явившегося ему в терновом кусте, послал начальником и избавителем. Сей вывел их, сотворив чудеса и знамения в земле Египетской, и в Чермном море, и в пустыне в продолжение сорока лет».

И Стефан разит дальше: «Это тот Моисей, который сказал сынам Израилевым: Пророка воздвигнет вам Господь Бог ваш из братьев ваших, как меня; Его слушайте». А евреи что? Не выслушали Моисея, самого великого еврея в истории. Пришел пророк, объявленный Моисеем, — это и есть Мессия, но судьи синедриона отвергли его!

Когда Стефан произнес это, наверняка синедрион вознегодовал. Крики возмущения раздались и тогда, когда Стефан узрел в факте построения иерусалимского храма знак ослепления евреев, непонимание ими воли Божьей: Господу не нужны рукотворные храмы. Он выразил это устами пророков: «небо — престол Мой, а земля — подножие ног Моих; где же построите вы дом для Меня?..» (Ис 66:1).

И Стефан сказал, не в силах сдержаться: «Жестоковыйные! люди с необрезанным сердцем и ушами! вы всегда противитесь Духу Святому, как отцы ваши, так и вы. Кого из пророков не гнали отцы ваши? Они убили предвозвестивших пришествие Праведника, Которого предателями и убийцами сделались ныне вы, — вы, которые приняли закон при служении Ангелов и не сохранили».

И тут Стефан «воззрел на небо» и, перекрывая голосом крики, завершил: «Вот, я вижу небеса отверстые и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога».

Был ли среди тех, кто, по словам Луки, «со скрежетом зубовным» отвергал образ Иисуса, стоящего одесную Бога, Савл из Тарса? Он никогда и представить не мог, что кто-то осмелится на такое богохульство! Величие Бога столь неизмеримо, что ни один иудей не имеет права написать имя Божие. Чтобы не было такого соблазна, Господа принято было обозначать набором непроизносимых согласных. Невыносимая мысль о том, что какой-то плотник стоит по правую руку от Всемогущего, леденила Савлу кровь.

Синедрион намеревался судить Стефана, но на глазах судей на него набросилась толпа, его скрутили и уволокли. «И, выведя за город, стали побивать его камнями» ^[12].

Второзаконие предписывает: «Если найдется среди тебя в каком-либо из жилищ твоих, которые Господь, Бог твой, дает тебе, мужчина или женщина, кто сделает зло пред очами Господа, Бога твоего, преступив завет Его, и пойдет и станет служить иным богам, и поклонится им, или солнцу, или луне, или всему воинству небесному, чего я не повелел, и тебе возвещено будет, и ты услышишь, то ты хорошо разыщи; и, если это точная правда, если сделана мерзость сия в Израиле, то выведи мужчину того, или женщину ту, которые сделали зло сие, к воротам твоим и побей их камнями до смерти» (Втор 17:2–5).