Пенелопа и Одиссей. «Жди меня…» - Наталья Павлищева Страница 13

Одиссей очень беспокойный, ему вечно не сидится дома, правитель Итаки носится по морям, словно выискивая себе приключения. Это понятно и простительно, пока у него не было жены и царствовал Лаэрт, тогда молодой Одиссей мог позволить себе провести полгода на Крите или в Фивах, отправиться на Эвбею или в Коринф. Но теперь надо помнить, что есть дела дома.

Антиклея считала, что это молодая жена не способна удержать мужа дома. Пенелопа тоже винила себя. От этого и из-за неудачных беременностей становилось тошно. Заниматься нечем, сидеть все время за ткацким станом тяжело, домом привычно распоряжалась Антиклея, будь у молодой царицы ребенок или хотя бы муж все время дома, а то все одна да одна. Конечно, рядом старая Эвриклея, но кто же принимает в расчет служанку?

Из Спарты приносили известия, что у Елены с Менелаем уже двое детей… Неудивительно, Менелай не оставляет свою жену надолго.

А Одиссей оставлял, часто и надолго, ему дороже посиделки у костров с долгими рассказами о небывалых похождениях, в которых вранья куда больше, чем правды, дороже мужское «пенное братство» пиратов, жестокое и грубое. Когда муж возвращался, от него долго пахло не только морем, но и этой самой грубостью. Сначала Пенелопе нравилось, казалось, что это и есть запах настоящего мужчины, но постепенно поняла: мужчине совсем необязательно быть грубым, чтобы быть мужчиной.

Однако она любила Рыжего грубияна, не замечала его некрасивости, почти уродства, его болтливости с завираниями, прощала даже долгие отсутствия, лишь бы возвращался…

Сына родила легко, крепкого, здоровенького. Лаэрт был очень доволен, что внука назвали его именем…

Одиссей стоял, растерянно глядя на красное сморщенное личико младенца, выглядывавшее из свертка, который ему сунула в руки Эвриклея. Сам сверток молодой царь держал на вытянутых руках, словно боясь даже приблизить к себе.

Сын? Это его сын?.. Плоть от плоти, кровь от крови, наследник, продолжатель… его сын?! Малыш открыл один глаз, поразивший Одиссея своей синью, посмотрел на отца, словно проверяя, в состоянии ли тот крепко держать его на весу, и закрыл снова.

Несколько месяцев Одиссей с восторгом изображал из себя заботливого отца и мужа, а потом… Он вернулся больше чем через год, потому что какой-то царь из Кеми задержал Лаэртида у себя, не отпуская.

Маленького Лаэрта Одиссей решил воспитывать сам, с первых лет приучая к морю. Там и погубил. Мальчик был еще маленьким, не стоило его брать с собой даже на недалекий Пилос в гости к мудрому царю Пилоса Нестору. Лаэрт-младший едва ли был способен понимать мудрость старого царя Нестора, но Одиссею очень хотелось показать разумного малыша «вечному» царю.

Нестор и впрямь казался вечным, говорили, что боги отмерили ему несколько человеческих веков, он был участником многих славных дел, в том числе Калидонской охоты, битвы с кентаврами, похода аргонавтов, дружил с Гераклом, но временами уже испытывал провалы в памяти.

Но не Нестор оказался повинен в смерти маленького сына Одиссея и Пенелопы, а болезнь. Откуда привезли моряки заразу, погубившую очень многих на острове, не знал никто, но Одиссей вернулся из Пилоса почерневший от горя, потеряв сына и большую часть своей команды.

Пенелопа надолго замкнулась в себе. Болтовня и желание Одиссея похвастать обернулись гибелью их первенца. А сам Одиссей, поняв, что жена снова беременна, отправился с Агамемноном… в Трою на свадьбу Гектора и Андромахи!

— Одиссей, что тебе делать так далеко в Троаде? К чему идти на поводу у Нестора?

— Молчи, женщина! Троада — это торговля, у царя Приама есть то, чего нет на Итаке, — лес и металл. К тому же Илион держит проливы и выход к Понту Евксинскому. Агамемнон прав — с Троей нужно либо очень дружить, либо уничтожить ее.

Пенелопа слишком хорошо помнила микенского царя Агамемнона, мужа старшей из дочерей Тиндарея Клитемнестры. Она терпеть не могла ни некрасивую, чопорную Клитемнестру, ни ее мужа, куда лучше красивая Елена, которую, правда, отдали за второго микенца Менелая.

— Агамемнон способен с кем-то дружить? Разве пока не выпьет всю кровь.

Одиссей с удивлением смотрел на жену, в этой красивой головке водились умные мысли. Молодой царь Итаки не считал, что таковые нужны женщине, тем более красивой женщине, и временами бывал изумлен, совершая открытия в характере собственной жены. Но он так часто отсутствовал дома, что понять, что за сокровище получил себе в жены, так и не сумел.

Пока Одиссей поддерживал Агамемнона в Илионе, Пенелопа родила еще одного сына, на сей раз не такого красивого и крепкого, но которого теперь не отдала на воспитание беспокойному отцу. Тот и не рвался, Телемах был слишком мал, чтобы брать его на борт корабля. Ничего, его время встать у руля пиратских триер еще придет…

А пока отец у костров заливался соловьем, рассказывая истории о несуществующих подвигах, своих и чужих…