Война в Фивах - Нагиб Махфуз Страница 12

Тем временем отряды пастухов бросались в бой, сражались и возвращались в свой лагерь, их сменяли другие, давая первым отдохнуть. Египтяне же оборонялись без передышки, стойко удерживая свои позиции. Всякий раз, когда Секененра замечал, что его всадника или колесницу вывели из строя, он сердито восклицал: «Какое несчастье!» и вел точный счет потерям в рядах своей армии. Пастухи вводили в бой все больше сил, атакуя сначала тремя колесницами, затем шестью и десятью. Битва становилась все яростней, число колесниц гиксосов росло. Секененру охватила страшная тревога.

— Нам следует как-то противодействовать растущему количеству сил противника, чтобы восстановить равновесие на поле боя.

— Мой повелитель, но мы должны приберечь колесницы, стоящие в запасе, для завершающих этапов битвы.

— Разве вы не видите, что враг каждый раз наступает на нас свежими силами?

— Мой повелитель, я понимаю замысел врага, но мы не можем действовать так же, ибо у него так много колесниц, у нас же совсем мало.

Царь стиснул зубы и сказал:

— Мы не рассчитывали, что у врага окажется такое превосходство в колесницах. Что бы ни случилось, я не могу допустить, чтобы мои лучники лишились отдыха, ибо им нет замены в моей армии.

Царь дал приказ бросить в атаку двадцать колесниц пятью группами. Они ринулись в бой, точно хищные орлы, и битва разгорелась с новой силой, однако Апофис, надеясь раз и навсегда отбить новое наступление Секененры, бросил в бой двадцать отрядов по пять колесниц в каждом. Все кругом заполнилось их грохотом, в воздухе кружились облака пыли, битва достигла лихорадочного накала, кровь лилась рекой. Проходило время, но битва не затихала и не ослабевала. Солнце уже стояло в зените. Разведчики сообщили царю, что флот пастухов отступил, когда египтяне захватили два их корабля и потопили один. Весть об этой победе пришлась кстати, она укрепила решимость и боевой дух египтян. Офицеры распространили эту новость среди сражающихся отрядов и тех, кто ждал своей очереди вступить в бой. Маленькая победа радостно отозвалась в их сердцах и вызвала прилив энергии. Однако Апофис тоже узнал об этом и, охваченный гневом, тут же изменил тщательно обдуманный план и приказал бросить в бой все колесницы, чтобы учинить возмездие. Секененра заметил, что на его лучников широкой лавиной устремились боевые колесницы, охватывая их с двух сторон и намереваясь взять в клещи. Царь сильно встревожился и гневно воскликнул:

— Наши воины истощены непрекращающейся битвой и не смогут устоять перед такой лавиной колесниц! — Секененра обратился к командиру своей армии и сказал тоном, не терпящим возражений:

— Мы вступим в решающую битву теми силами, которыми располагаем. Прикажите нашим храбрым офицерам вести отряды в наступление и скажите, что я желаю, чтобы каждый выполнил свой долг как солдат бессмертных Фив!

Секененра знал, какие опасности подстерегают его и армию, но он был храбр, исполнен огромной веры. Не колеблясь ни на мгновение, он взглянул на небо и ясным голосом произнес:

— Бог Амон, не забывай своих верных сынов!

Царь отдал приказ бросить в бой окружавшие его колесницы и сам, опережая всех, ринулся вперед навстречу врагу.

Разгорелось беспощадное сражение, кричали люди, ржали лошади, летели шлемы, катились головы, лилась кровь. Однако доблесть египтян не могла устоять против быстрых, защищенных колесниц, которые врывались в ряды воинов и косили их точно солому. Секененра бился отважно, не теряя присутствия духа и не зная усталости. Иногда казалось, будто он ангел смерти, разящий любого из рядов врага по своему усмотрению. Наступал вечер, но битва не прекращалась. Казалось, что успех сопутствует пастухам, которые собирали силы для решающего удара. Большая колесница, прикрываемая крупными силами во главе с всадником с длинной белой бородой, устремилась к колеснице царя и пробивалась сквозь ряды солдат с невероятным упорством. Царь догадался о намерении лихого всадника и устремился ему навстречу. Они встретились лицом к лицу. Оба два раза метнули копьями друг в друга, но каждый отразил их щитом и готовился к продолжению поединка. Секененра увидел, что противник обнажил меч и догадался, что того не удовлетворило начало поединка. Поэтому он тоже обнажил свой меч и бросился на противника, но в этот решающий миг ему в руку угодила стрела. Руку царя схватила судорога, и меч выпал из нее. Многие гвардейцы воскликнули:

— Берегитесь, мой повелитель, берегитесь!

Однако враг настиг царя быстрее, чем предупреждение гвардейцев, и изо всех сил нанес ему удар в шею. Меч угодил в цель, смуглое лицо царя исказилось от ужасной боли, он застыл и не смог оказать сопротивление. Противник схватил копье правой рукой, метнул его что было сил и попал царю в левый бок. Секененра закачался, словно оцепенев, и рухнул на землю. Кругом раздались крики египтян:

— Великий Бог! Царь пал! Защитите царя!

Улыбнувшись, как победитель, командир врага воскликнул:

— Прикончите этого наглого бунтаря и не щадите никого из его воинов!

Вспыхнуло сражение вокруг мертвого тела, один всадник, снедаемый злобой, бросился к нему, занес острый топор и опустил его на голову царя. Двойная корона Египта отлетела в сторону, кровь брызнула, словно из родника. Тут всадник нанес ему еще один удар выше правого глаза, раздробив кости и разбрызгав мозги. Многим хотелось ухватить из кровавого пира хотя бы кусочек добычи и утолить свою злобу. Враги набросились на тело, нанося ему жестокие, безумные удары в глаза, рот, нос, щеки и грудь. Они разорвали тело на куски, обильно оросив его кровью.

Пепи сражался во главе уцелевших солдат, отбрасывал врага и прорывался к тому месту, где встретил смерть его повелитель. Для солдат, которые отчаялись добиться успеха, продолжая сражение, жизнь потеряла всякое значение, и они решили искать мученической смерти на том месте, которое оросил своей кровью их повелитель. Один за другим они сложили свои головы. Наступила ночь, все вокруг окутал траурный мрак. Обе стороны, истощенные жестокой битвой и ослабленные ранами, прекратили сражение.