Британская империя - Наталья Беспалова Страница 12

«Отец рассказывал мне, – говорил Витта, – об обширном мелководье, которое тянется на три дня пути, а к югу от того мелководья начинается лес, растущий прямо из моря. Дальше к юго-востоку лежит страна, жители которой носят золото в своих курчавых волосах, но там обитает и множество демонов, которые прячутся на деревьях и разрывают людей на куски. Что вы на это скажете?»

«Золото там или не золото, – отвечал Хью, поглаживая свой меч, – я думаю, что приключение нас ждет веселое. Зададим жару этим твоим демонам!»

«Какое там веселье! – кисло отозвался Витта. – Я всего лишь бедный морской разбойник и не стану рисковать жизнью ради веселья и приключений. Вернуться бы мне обратно в Ставангер, обнять жену, и ничего больше не надо. С кораблем управляться потруднее, чем с женой или со скотиной».

И он встал над гребцами, всячески понося их за слабосилие и непомерное обжорство. Таков был Витта. Но притом – смел в бою, точно волк, и хитер, как лиса.

Трое суток нас относило штормом на юг, и все эти три дня и три ночи Витта не выпускал из рук кормового весла, направляя корабль сквозь бурное море. Когда волны поднялись слишком уж высоко, он велел вылить за борт бочонок с китовым жиром, и это чудесным образом успокоило море вокруг нас. Тогда он развернул ладью против ветра и бросил плавучий якорь – несколько связанных вместе весел. Этому приему научил его отец Гутрум. Так нам удалось кое-как продержаться до конца шторма. Витта прекрасно знал корабельное дело. Он читал «Ладейную книгу» воительницы Хлаф, грабившей берега Египта. Знал он и «Лечебник» Бальда, мудрейшего врачевателя на свете.

Когда буря стихла, мы увидели невдалеке огромную гору, пронзающую облака своей снеговой сверкающей вершиной. У подножия той горы растет трава, отвар из которой лечит десны и распухшие лодыжки. Мы провели там восемь дней, покуда люди, одетые в звериные шкуры, не стали бросать в нас камнями. На полпути между Островом Горы и побережьем Африки, лежащим к востоку, сделался штиль и стояла такая жара, что Витте пришлось соорудить полотняный навес для гребцов. Африканский берег был песчаным, мы плыли вдоль него на расстоянии трех выстрелов из лука. Видели китов и еще других рыб, имеющих форму щита, но длиннее, чем наша ладья. Некоторые из них спали, иные угрожающе разевали перед нами свои пасти, а иные плясали на блестящей глади моря. Вода, в которую мы опускали ладони, казалась горячей, и небо было затянуто жарким тусклым маревом, сквозь которое сеялась какая-то тонкая пыль, убелявшая по утрам наши волосы и бороды. Видали мы и рыб, летавших по воздуху, как птицы. Порой они падали прямо на колени гребцам; мы жарили их и ели, когда высаживались на берег…

Слева от нас желтела суша, справа пенилось седое море. Работы хватало всем: я сам, несмотря на свое рыцарское звание, помогал гребцам, я сушил морские водоросли и перекладывал ими горшки с бусами, чтобы они не разбились. Рыцарская удаль хороша на земле, а на море человек – лишь всадник без шпор на коне без поводьев. Я научился вязать узлы: да, я умел соединить два каната так, что даже Витта едва мог различить место их соединения. Но Хью оказался в десять раз более искусным моряком, чем я. Витта доверил ему весь левый ряд гребцов. Правый ряд был под началом Торкильда из Боркума, воина со сломанным носом в нормандском стальном шлеме. Вдвоем они следили за тем, чтобы никто не ленился на борту. Воистину, как сказал Хью (и Витта рассмеялся на его слова), управлять кораблем было потруднее, чем поместьем.

Мало ли у капитана забот! Нужно было вовремя запасаться свежей водой на берегу, а также дикими плодами и травами, а еще песком, чтобы до блеска отдраивать настилы и скамьи. Время от времени, вытащив корабль на какую-нибудь пологую отмель, мы приводили в порядок такелаж, очищали корпус от наросших водорослей и окуривали каюты тростниковым факелом, вымоченным заранее в соленой воде, как учила мудрая Хлаф в «Ладейной книге»…

Спустя несколько недель мы приплыли к Великому Мелководью, которое, как и говорил отец Витты, тянулось на много-много миль в море. Когда мы наконец миновали его бесчисленные мели и буруны и достигли берега, мы обнаружили там черных и совершенно нагих людей, живших в лесу, – наивных дикарей, которые за один кусок железа давали нам груды плодов, кореньев и птичьих яиц. Золота у них не было, но они поняли наши жесты (все торговцы золотом прятали его в своих волосах) и показали руками дальше вдоль берега. При этом они издавали какие-то дикие крики и яростно ударяли себя кулаками в грудь, что, несомненно, было дурным знаком…

Шестнадцать дней мы плыли вдоль берега на восток, пока не достигли Морского Леса. Деревья росли прямо из илистого дна, образуя сложные переплетения корней внизу и непроницаемую для дневных лучей кровлю сверху. Множество мутных проток уводили куда-то в потемки. Мы плыли по длинным извилистым каналам, не знавшим солнца, и там, где невозможно было грести, проталкивали ладью вперед, цепляясь за стволы и сучья. От воды несло зловонием, и большие светящиеся мухи сильно досаждали нам. Днем и ночью сизый туман стоял над этой трясиной, пагубной и тлетворной. Четверо из наших гребцов заболели лихорадкой, и их пришлось привязать к скамьям, чтобы они не выпрыгнули за борт, на съедение чудовищам, обитавшим в трясине. Желтый Человек лежал в бреду рядом с Железным Мудрецом и что-то лопотал на своем языке. Лишь капитанская птица чувствовала себя прекрасно. Она сидела на плече Витты, пронзительно крича в обступавшей нас зловещей тишине. Да, страшнее всего была эта тишина…

Мы уже потеряли счет времени среди черных омутов и топей, когда вдруг услышали вдали стук барабана и, двигаясь на этот звук, выплыли в устье широкой коричневой реки и увидали несколько хижин на поляне, окруженной посадками тыквы. Обитатели этой деревушки радушно приветствовали нас, и Витта поскреб у себя в голове (намекая на золото) и предложил туземцам железо и бусы. Они сбежались к кораблю, указывая пальцами на наши мечи и луки – мы всегда вооружались, подходя к берегу. Вскоре они натаскали нам из своих хижин много маленьких золотых слитков и золотого песку, а вдобавок – несколько огромных потемневших слоновьих бивней. Весь этот товар они сложили в кучу на берегу, как бы приглашая нас к обмену. При этом они озирались на лес, обступивший деревню, и делали воинственные жесты, указывая на верхушки деревьев. А их вождь или верховный жрец ударял себя кулаками в грудь и скрипел зубами».

Впрочем, Киплинг описывает не конкретное, известное историкам путешествие, а то, что могло бы быть. Активное документально зафиксированное освоение европейцами западноафриканского побережья начинается в XV веке, и его пионерами были не англичане, а португальцы.

Постепенно африканский берег оброс фортами, но чужаки по-прежнему практически не проникали в глубь Черного континента. Несмотря на то что, казалось бы, каботажное плавание вдоль береговой линии представляет гораздо меньшую сложность, чем путешествие через океан, Африка южнее Сахары оставалась не обжитой европейцами гораздо дольше, чем Новый Свет. Тому есть несколько причин. Природные условия были здесь далеко не столь благоприятны для колонистов, как в Северной Америке, и, в отличие от Южной Америки и Индии, здесь на побережье не было крупных государств, инфраструктуру которых завоеватели могли бы использовать в своих целях, устроив верхушечный переворот или играя на противоречиях уже существующих политических группировок. Сколько-нибудь серьезные государственные образования имелись лишь в глубине континента, защищенные от пришельцев мощной полосой суши, где обитали лишь дикие племена, не знакомые с производящим хозяйством, и потому путешественники из Европы испытывали здесь серьезные трудности, когда им требовалось пополнить запасы продовольствия. Наверное, это не послужило бы непреодолимым препятствием, если бы европейцы проявили настоящую заинтересованность. Но, как мы увидим, африканский континент в большинстве случаев доставлял все, что требовалось пришельцам, руками самих африканцев. Правда, начиная с XVII века выходцы из Голландии активно обживали южную оконечность материка. Климат здесь был почти европейский, а мыс Доброй Надежды являлся важнейшим пунктом на пути в Индию, так что основанный здесь в 1652 году город Капстад, позже переименованный англичанами в Кейптаун, быстро превратился в весьма цивилизованный порт, но еще в начале XVIII века белые контролировали здесь лишь небольшую область радиусом 50–70 километров. Даже при наличии цепочки прибрежных фортов промежуточными пунктами для кораблей, направлявшихся к мысу Доброй Надежды, чаще служили атлантические острова: Тенериф, Мадейра, остров Святой Елены.