Моя жена Любовь Орлова. Переписка на лезвии ножа - Григорий Александров Страница 11

10 сентября 1928 г. Невежкино [101].

«Мы познаем цену вещей только после их утраты» [102].

Скучно!

Дожди – и никаких перспектив.

Вчера приехал Капелеви (администратор группы. – Ю. С.) и ничего не привез от Вас. Говорит, послал к Вам своего швейцара, но на вокзале его не дождался.

Я надеялся получить сведения об «Обороне страны» и моем отношении к сему делу [103], надеялся на книги и шоколад. Но надеждам не суждено было осуществиться.

Пилорама стоит третий день без крыши – мы пытались ее снять и вчера, и позавчера. Но не кончили. Не кончили за малым присутствием солнца и по причине еще более ужасной.

Мужики все отрицательнее относятся к съемкам, а бабы – буквально все наотрез отказываются сниматься.

Старухи, когда их уговариваешь на съемку, или уходят молча, не взглянув, или выпроваживают кочергой.

Три дня и я и Гоморов [104]рыскали по деревне в поисках типажа для пилорамы. И не только подходящих, но даже и не подходящих не смогли уговорить.

Причины столь отрицательные, как выясняется, имеют корни в следующих обстоятельствах.

Обе Насти, снимающиеся у нас, слывут за ластих [105], и потому ни одна порядочная женщина не считает для себя достойным заниматься тем же делом, что и они.

Был еще такой случай Уехал Крюков в Поим (райцентр. – Ю. С.) за трактором и пропадал там четыре дня.

В это время приезжали разные люди и шли слухи. Пьянствует Крюков с Настей Солдатовой. Купил ей на два сарафана материи по служебным запискам «Совкино» и т. д. Настя вернулась немного раньше его, и мать била ее и таскала при всей сбежавшейся компании.

Таким образом, подрывается наш престиж и растет неуважение к нашим съемкам.

Крюкова я не выгнал только потому, что уехала бы его жена, и мы голодали бы [106].

Миша (М. Гоморов. – Ю. С.) сконтактировался со священником, и сам поп ездит набирать нам типаж, увещевая свою паству проповедями. И даже такое сильнодействующее средство не помогает.

Завтра думаем переехать в У… (неразб. – Ю. С.) и там как-нибудь кончить работу.

Вчера удалось затащить Степанушкина на съемки. Но этот дурак был пьян и орал, что за 25 рублей он не будет ходить по колесу и что это скотское дело – его пришлось выгнать после 2-часовых разговоров.

Одним словом – говенное положение.

С другой стороны – наблюдается страшное усердие. Как только около кооператива собирается пьяная орава – так начинаются предложения.

Позавчера меня остановила пьяная компания и просила достать полбутылки свежей крови, одну лошадь и двух резвых (неразб. – Ю. С.) и обещала представить такую картину, которой еще никто не видел.

Если бы они были немного трезвее, я, безусловно, достал бы им требуемое и посмотрел «картину».

Кинооператор Эдуард Тиссэ (справа от киноаппарата) и Сергей Эйзенштейн (с рупором) на съемках легендарного «Броненосца «Потемкин».

На днях в нашу столовую верхом на лошади въехал пьяный мужик и, размахивая хлыстом, кричал: «Сымай меня!» Произошла маленькая драка, и мужика выкинули на улицу.

Теперь о деле.

Пилораму сняли, все, что без людей, будет великолепно. А вот как с людьми, еще не знаю. Снимали в Ольховке – хвосты. Все, что снято, будет хорошо. Теперь осталось с трактором и всякая мелочь. Всего 4,5 дня (с московскими).

Для трактора поля не можем подобрать – вот 4 дня ездим и не можем. Дело в том, что все поля уже вспаханы, и везде уже взошли озимые, а насчет озимых есть приказ из центра – «ни одного метра не испортить». Поэтому нам не разрешают нигде. Будем использовать жнитво (там прижита рожь).

Беда с людьми! Как сниму баб – не знаю!

Ну пока-пока. Пишите, не забывайте. Считайте, что сказано в этих строках много ласковых и дружелюбных, дружеских слов, и примите наше совершенное почтение, наши страдания и беспокойства.

Жду, жду писем.

Гриша.

Капелевич сказал, что израсходовано нами на сегодняшний день 26 тысяч рублей с накладными расходами.

Очень хорошо!

Много сэкономлено!

Съемкам «крепостного типа Степанушкина», как она его называла, пензенская газета «Трудовая коммуна» посвятила целую статью:

«Куриные избушки по черному», нравы, обычаи, а главное – крепостные типы… (Это все о деревне Невежкино, о которой пишет Александров. – Ю. С.). Впрочем, типы эти оказались уже несколько иного пошиба, а инвалид (с деревянной ногой) Степанушкин, что называется, обул Москву в лапти.

Когда народу растолковали наконец, что здесь не авантюристы, а приехали люди кино снимать, что за разные беспокойства деньги будут выплачивать, то и совсем поуспокоились, а на чересчур темных старух стали даже покрикивать:

– Каждый своим делом кормится, а нам где бы не работать!

И первый заработал Степанушкин. Согласился на полтора рубля в день. Неловко сначала было перед народом «дурака валять», а потом свыкся.

Когда же увидел, что без него не обойтись – ленту портить не станут, – он заломил уже три рубля.

– Люди мы подотчетные, как же мы можем?

– Как угодно.