Музей Польди-Пеццоли Милан - Нина Геташвили Страница 10

Витторе Гисланди (1655–1743) Портрет кавалера. Около 1740. Холст, масло. 109x87

Витторе Гисланди имел большую популярность, поскольку не только умел передавать характерное сходство (как подчеркнута необычность натуры рыцаря, обнаруживаемая в контрастном сочетании чувственных губ и строгого, холодного взгляда), но и наделял свои модели эффектными жестами. Главное, палитра мастера была воистину декоративно великолепной. Даже в этом почти монохромном портрете он превосходно передает роскошь серебристого кружева в отделке треуголки и камзола, который обнажает фрагмент кирасы. На ее металлической поверхности горячим фрагментом горит крест константиновского ордена Святого Георгия.

По преданию, братство Святого Георгия было основано в 312 при равноапостольном императоре Константине Великом. Его члены охраняли штандарт с изображением лабарума — монограммы Иисуса Христа. С этим штандартом Константин одержал победу в битве у Мальвийского моста над узурпатором Максенцием.

Розальба Каррьера (1675–1757) Портрет дворянина 1730–1740, Холст, бумага, пастель. 47x36

Венецианка Розальба Каррьера, дочь художника и кружевницы, начинала свой путь в искусстве в качестве миниатюристки. Затем она прославилась в столице Франции как создательница превосходных портретов пастелью, чрезвычайно модной в XVII–XVIII веках техникой. Ее работы были настолько популярны, что их копировали другие художники. В теории французской эстетики господствуют понятия «Grace» и «Je ne sais qua», знаменующие выразительность невыразимого очарования. Мода на эту технику распространилась по всем странам Европы.

Представленный портрет относится к зрелому периоду творчества Каррьеры, когда ее мастерство достигло совершенства. Художнице удалось в окружении нежнейших переливов красок и фактур околичности передать твердость взгляда и мужественное упрямство этого великосветского нобиля.

Джованни Батиста Тьеполо (1696–1770) Аллегория Доблести и Благородства 1740–1750. Холст, масло. 35,5x30

Великий венецианец Джованни Батиста Тьеполо обладал удивительным мастерством интерпретации пространственных и световых эффектов, сложнейших ракурсов. Представленная небольшая композиция, по всей вероятности, является эскизом будущей большой картины или панно, скорее всего, плафона чьей-то частной виллы или особняка. В тот период, когда была написана эта работа, художник вступил в зрелую пору и имел много светских и церковных заказов как в Венеции, так и в других городах. В Милане он декорировал палаццо Аркинто и палаццо Дуньяни-Казатти.

В правой руке фигуры юной женщины с крыльями — Доблести — тонкое копье, Благородство держит статуэтку Минервы, древнеримской богини мудрости, а ее одежды развеваются на ветру, словно помогая парить в небесном пространстве. Феерическому впечатлению от картины способствуют поистине «акробатические номера» трех ангелочков-путти, совершающих кульбиты в облаках. Стремительная, вибрирующая кисть, как всегда у Тьеполо, только усиливает ощущение воздушной легкости происходящего.

Франческо Гварди (1712–1793) Пьяцетта Сан-Марко. Около 1770. Холст, масло. 25,2x22,3

В XVIII веке Венеция уже не была «царицей морей», но все же продолжала оставаться в сознании европейцев Серениссимой, Светлейшей. Необычайная, чудесная краса сделала город в лагуне местом паломничества многочисленных туристов (относительно мирное, по сравнению с прошлым, время позволяло включать его в обязательную программу великосветских путешественников). Популярным стал и жанр ведуты: виды Венеции оказались лучшим сувениром, а потому заказывались, приобретались и увозились во все концы Европы. П. Муратов писал: «Прежняя Венеция жива лишь в дошедших до нас произведениях ее художников».

Франческо Гварди был поистине венецианским мастером, и его работы среди знатоков числятся вершиной жанра. В представленной картине живописец выбирает точку зрения, когда взгляд зрителя фиксирует только то пространство пьяцетты (маленькой площади, части большой площади — пьяццы Сан-Марко), иллюзорно уходящее в морской и небесный простор, в котором царит колонна с символом города — бронзовым крылатым львом апостола Марка, святого покровителя Венеции. (Лев, на самом деле, сасанидское произведение IV века.) Вдалеке просматривается церковь Сан-Джорджо Маджоре, творение Палладио, и ее колокольня, рухнувшая в 1774.

Джамбатиста Гигола (1767–1841) Портрет детей Джана Джакомо Тривульцио 1807. Слоновая кость, масло. Диаметр — 7,7

Маленькая поверхность круглой пластинки из слоновой кости вмещает целых четыре детских портрета. Причем композиция выстроена столь умело, что малышам вовсе не тесно, они представлены с естественными жестами, а условность «собрания» объясняется вниманием к бабочке. Перед зрителем — внуки маркиза Джана Джакомо Тривульцио, деда Джана Джакомо Польди-Пеццоли, создателя музея. Тривульцио унаследовал великолепную коллекцию, а сам собирал маленькие, любопытные и изящные вещицы, камеи, медали, миниатюры. Он-?? и заказывал портреты членов своей семьи самому популярному в Италии миниатюристу эпохи неоклассицизма. Таким образом можно узнать, как выглядела его дочь Роза (в будущем — мать другого Джана Джакомо) в детстве. Правда, все девочки (сестрички Кристина и Елена) и братец Джорджо Теодоро на портрете очень похожи: фамильными чертами здесь являются вырез широких, выразительных глаз и обаятельная улыбка.

Бабочка — символ души («Псюхе» на греческом — и душа, и бабочка). Его художник использовал и в других своих миниатюрах, подражающих древним камеям.

Франческо Хайец (1791–1882) Автопортрет в окружении друзей 1824–1827. Холст, масло. 32x29

Франческо Хайец изобразил себя в окружении близких друзей-художников: Пеладжио Паладжи, Джованни Мильяра (профильные портреты справа), слева — Джузеппе Мольтени (он смотрит прямо на зрителя) и писателя Томмазо Гросси. Молодые люди лишь немного разнятся чертами лица и головными уборами, однако удивительно схожи внутренним состоянием сосредоточенности, интеллектуальностью. Сам автор портрета пристально, с интересом и чуть иронично вглядывается в своего зрителя. Портрет не окончен. Однако его идейная основа — душевное и духовное единение друзей — подлинно романтическая. Эта картина понималась современниками как определенного рода живописная реплика поэмы Томмазо Гросси «Здравица». Он декламировал ее в 1824 на банкете по случаю выздоровления Франческо Хайеца после затяжной болезни.