Последняя девушка. История моего плена и моё сражение с "Исламским государством" - Надия Мурад Страница 10

Самое яркое мое воспоминание первых месяцев после вторжения – потеря отца. Когда кто-то из езидов умирает, особенно внезапно и преждевременно, то траур длится долго и охватывает всю деревню. Вместе с родными и близкими умершего горюют и их соседи. Во всех домах, в лавках и на улицах замирает радость и угасают улыбки, как будто все одновременно отравились несвежим молоком. Свадьбы отменяются, семейные торжества отмечаются за стенами домов, женщины меняют белые одежды на черные. К счастью относятся как к вору, которого нужно держать за решеткой, иначе оно сотрет воспоминания о потере дорогих нам людей или отвлечет нас от скорби и надлежащего почтения. Телевизоры и радиоприемники приглушают, независимо от того, что происходит в Багдаде.

За пару лет до смерти отец взял меня с Катрин на гору Синджар, чтобы отпраздновать езидский Новый год. Это была последняя наша с ним поездка на гору. Мы отмечаем Новый год в апреле, когда холмы на севере Ирака покрываются свежей зеленой дымкой и холод сменяется теплом, но до испепеляющей летней жары еще далеко. Апрель – это месяц, который обещает хороший урожай и заставляет всех выйти наружу и спать на крыше, а не в холодном и душном помещении. Езиды тесно связаны с природой. Она кормит нас и дает нам укрытие, а когда мы умираем, наши тела становятся землей. Наш Новый год напоминает нам об этом.

На Новый год мы посещаем близких, которые весь прошлый год пасли овец, и перегоняем скот ближе к горе, с одного пастбища на другое. В такой работе есть свои радости. Пастухи спят под домоткаными навесами и ведут простую жизнь, редко о чем-то задумываясь или переживая. Но это тяжелый труд, к тому же далеко от дома, и пастухи скучают по своим родным в Кочо, а те скучают по ним. Когда пасти овец отправилась моя мать, я ходила в среднюю школу и тосковала по ней так, что едва не завалила все предметы. «Без тебя я как слепая», – сказала я ей, когда она вернулась.

В тот последний Новый год с моим отцом мы с Катрин сидели в кузове пикапа, а отец с Элиасом из кабины наблюдали за нами в зеркало, чтобы мы не выкинули чего-нибудь безрассудного. Мимо нас проносились поля со свежей весенней травкой и желтой пшеницей. Мы размахивали руками и болтали, замечая каждую мелочь того дня, чтобы потом хвастаться перед детьми, которым пришлось остаться дома. Для нас это было величайшим событием, поводом на время оставить работу в поле, школу и повседневный труд. Мы с Катрин подпрыгивали в такт прыжкам пикапа по кочкам, прижимаясь к большому связанному ягненку у наших ног. «Мы съели столько конфет! – позже рассказывали мы дома, наслаждаясь завистью в глазах собеседников. – И танцевали всю ночь до самого рассвета. Жалко, что вас там не было».

Реальность была недалека от этих фантазий. Отец не мог отказать нашим просьбам купить сладости, а встреча с пастухами у подножия горы всегда была очень радостным событием. Мясо ягненка, который ехал с нами в кузове и которого потом забил отец, а женщины приготовили, оказалось очень нежным и вкусным. И мы действительно танцевали езидские танцы, держась за руки и кружась в хороводе. После мы спали в палатках за низкими стенами из тростника, защищавшими нас от ветра. При хорошей погоде мы складывали эти изгороди и спали под открытым небом. Это была простая, но счастливая жизнь. Беспокоиться приходилось только о близких, а они были рядом, стоило только протянуть руку.

Не знаю, что подумал бы мой отец об американском вторжении в Ирак и о лишении Саддама власти, но мне было жаль, что он умер так рано и не увидел, как изменилась страна. Курды приветствовали американских солдат, помогали им войти в Ирак и с восторгом встретили весть о свержении Саддама. Диктатор несколько десятилетий преследовал курдов, а в конце 1980-х, в ходе так называемой кампании «Анфаль» его ВВС попытались уничтожить их с помощью химического оружия.

Этот геноцид озлобил курдов, которые решили во что бы то ни стало дать отпор правительству в Багдаде. Из-за «Анфаля» США, Великобритания и Франция установили бесполетную зону на севере Ирака, а также над шиитскими районами на юге. С тех пор курды стали их верными союзниками. И по сей день они называют вторжение 2003 года «освобождением» и считают эту дату началом превращения их небольших беззащитных деревень в современные города с отелями и представительствами нефтяных компаний.

В целом езиды тоже поддерживали американцев, но не так горячо, как курды, потому что не были уверены, что после свержения Саддама их жизнь изменится к лучшему. Санкции усложнили жизнь для нас, как и для большинства иракцев, и мы знали, что Саддам был диктатором и держал страну в страхе. Мы жили в бедности, почти не имея возможности получить хорошее образование, и занимались опасным и самым низкооплачиваемым трудом в Ираке. Но в то же время при власти баасистов нам разрешали исповедовать свою религию, обрабатывать землю и кормить семьи. Мы поддерживали тесные связи с местными арабами-суннитами, особенно с «киривами», которых считали почти родственниками. Изоляция научила нас дорожить этими связями, а бедность – ко всему относиться практично. Багдад и Эрбиль казались другими мирами, расположенными невообразимо далеко от Кочо. Единственным решением богатых и влиятельных курдов и арабов, которое имело для нас значение, было решение оставить нас в покое.

И все же обещания американцев – обещания работы, свободы и безопасности – склонили езидов на их сторону. Американцы доверяли нам, потому что у нас не было причин поддерживать их врагов. Многие наши мужчины работали переводчиками или помогали иракским или американским войскам. Саддам скрылся, затем его нашли и повесили, все баасистские учреждения были распущены. Арабы-сунниты, в том числе жившие рядом с Кочо, потеряли влияние в стране, и в езидских районах Синджара на смену полицейским и политикам из арабов-суннитов пришли курдские.

Синджар – это спорная территория, на которую претендует как Багдад, так и Курдистан; она расположена в стратегической близости от Мосула и Сирии и обладает потенциально богатыми запасами природного газа. Как и Киркук – другую спорную территорию на востоке Ирака, – курдские политические партии считают Синджар частью их великой родины, большого Курдистана. По их убеждению, курдское национальное государство, если оно когда-нибудь возникнет, будет неполным без Синджара.

После 2003 года, при поддержке американцев и в результате утраты власти арабами-суннитами, все ключевые позиции в Синджаре заняли курды, связанные с ДПК (Демократической партией Курдистана). Они учредили здесь представительства своей партии со своими людьми. По мере усиления суннитского противодействия они установили блокпосты вдоль дорог. Они говорили нам, что Саддам был не прав, называя нас арабами; на самом деле мы всегда были курдами.