Курский излом. Решающая битва Великой Отечественной - Валерий Замулин Страница 10

Но приказ есть приказ, и его отменить никто, кроме Гитлера, не мог. Поэтому основное внимание в ГА «Юг» было направлено на подготовку первого этапа операции. Все моменты предстоящих боевых действий начального периода тщательно продумывались. На учениях, проводившихся в конце мая — начале июня в штабах 4‑й ТА, ее соединениях и частях, присутствовал не только Гот, но и Манштейн. Даже на тех, где приглашались командиры полкового и батальонного звена. Мало того, во всех дивизиях проводились тренировки на картах, вплоть до командного звена взводов.

Поверив в реалистичность плана Гота, Манштейн также считал ключевым моментом «главное сражение» у Прохоровки. Исходя из его результатов (каковы будут потери сторон) должны были быть определены дальнейшие перспективы и поставленные задачи войскам для достижения главной цели «Цитадели» — соединение с ГА «Центр». Как покажут дальнейшие [45] события, командование противника настойчиво и целеустремленно двигалось к Прохоровке для осуществления намеченной цели и не теряло веры в успех, даже в самые неблагоприятные моменты. Даже несмотря на то, что советская сторона сумела навязать свою волю и к моменту прорыва 4‑й ТА к Прохоровке заметно ослабила ее соединения, намеченные для сражения у станции.

Тем не менее расчет Гота и Манштейна оказался верным. Войска ГА «Юг» нанесли Воронежскому фронту и переданным ему Ставкой танковым соединениям и объединениям стратегического резерва значительно большие потери, чем понесли сами. Хотя и они оказались для немцев очень значительными. В то же время основная цель, поставленная в приказе Гитлера, так и осталась на бумаге.

Это не означает, что если бы оборона Воронежского фронта рухнула под ударами танковых клиньев Гота в первые день–два, то командование противника не воспользовалось этой ситуацией и по–прежнему, остановив движение корпусов на Курск, ожидало бы подхода советских бронетанковых соединений к Прохоровке. Как бы ни хороши и реалистичны были планы немцев, их воплощение в первую очередь зависело от стойкости русского солдата и умения командного состава советских войск эффективно управлять имеющимися силами и средствами. А как показали бои на Огненной дуге, этот фактор противник явно недооценил.

Всю весну и в начале лета в полосе Воронежского и Центрального фронтов круглосуточно кипела работа по подготовке оборонительной операции. С каждым днем оборона Курского выступа крепла, а для пополнения войск Н. Ф. Ватутина и К. К. Рокоссовского километровыми колоннами шли маршевые батальоны, прибывали сотни эшелонов с техникой, боеприпасами и обмундированием. В июне командование Воронежского фронта провело масштабную инспекцию проведенных оборонительных работ на главной полосе в армиях первого эшелона. Было выявлен целый ряд недоработок и упущений. По ее итогам генерал армии Н. Ф. Ватутин лично поставил командармам задачу немедленно, в течение двух недель, исправить выявленные недостатки.

Не менее напряженная работа по комплектованию и обучению войск шла и в соединениях ГА «Юг». Однако, хотя к этому моменту ее дивизии заметно пополнились личным составом и вооружением, главного, по мнению фюрера, пока добиться не удалось. Выпуск танков «пантера» затягивался. 21 июня Гитлер вновь перенес дату наступления и назначил его на 3 июля, а 25 июня установил окончательный срок — [46] 5 июля. Этот день и вошел в историю как момент начала одной из крупнейших битв Второй мировой войны.

У командного состава ГА «Юг» это вызывало раздражение и непонимание действий высшего руководства. Чем больше проходило времени, тем быстрее таяла вера в удачный исход летней кампании, былого энтузиазма значительно поубавилось. К этому времени Манштейн был категорически против проведения «Цитадели» в июле.

«Германское Верховное командование, — пишет генерал Ф. Меллентин, — совершало точно такую же ошибку, что и за год до этого. Тогда мы штурмовали Сталинград, теперь мы должны были брать превращенный в крепость Курский выступ. В обоих случаях немецкая армия лишалась своих преимуществ, связанных с ведением маневренных действий, и должна была вести бои с русскими на выбранных ими позициях… Вместо того чтобы попытаться создать условия для маневра по средствам стратегического отступления и внезапных ударов на спокойных участках фронта, германское командование не придумало ничего лучше, как бросить наши замечательные танковые дивизии на Курский выступ, ставший к этому времени сильнейшей крепостью в мире.

К середине июня фельдмаршал фон Манштейн и все без исключения его командиры соединений пришли к выводу, что осуществление операции «Цитадель» является безумием»{34}.

По свидетельству начальника штаба ГА «Юг» генерала пехоты Т. Буссе, «с разрешения ОКХ фельдмаршал выразил протест по поводу возможного откладывания операции», но не был услышан. Этой же точки зрения придерживался и Гот. Тем не менее, несмотря на неблагоприятные условия, у командующего 4‑й ТА надежда пока еще теплилась. Ф. Фангор свидетельствует:

«В конечном счете, генерал Гот был уверен, что немецкая армия из–за постоянных отсрочек наступления потеряла элемент внезапности. Рассредоточение и перегруппировку шести танковых дивизий к югу от района Харьков — Ахтырка невозможно было скрыть от русских, несмотря на все меры дезинформации. При всем этом генерал был уверен в достижении хотя бы ограниченного успеха»{35}.

Более резко и откровенно высказывались командиры тактического и оперативно–тактического звена ГА «Юг». Так, английский исследователь Роберт Кросс пишет, что, к примеру, командир 6‑й тд 3‑го тк генерал–лейтенант В. фон Хюнесдорф не скрывал своего резко отрицательного отношения к плану летнего наступления и в присутствии старших офицеров соединения утверждал, что «будущая операция нарушает основные правила руководства войсками», и оценивал «Цитадель» [47] не иначе как «идиотскую». А командир 7‑й тд того же корпуса генерал–майор барон фон Функ вообще считал, что «Германия уже проиграла эту войну. Немцы взяли на себя слишком непосильную задачу»{36}.

Один из важных принципов управления войсками, принятый в германской армии, был нарушен в ходе оперативного планирования операции и самим Готом. Прежде при наступлении немцы придерживались тактики, когда командир атакующего соединения имел сильный, как правило, мобильный резерв, который по его приказу направлялся на участок, где на данный момент было достигнуто наибольшее продвижение вперед. Действовавшие в этом районе части как бы вновь восстанавливали свои силы после прорыва и продолжали развивать успех. Теперь же эта проверенная в деле схема была отброшена.

Гот решил вывести все свои дивизии в первую линию 5 июля и тем самым лишился оперативных резервов — важнейшего рычага влияния на ход боевых действий. Тактика его соединений потеряла былую гибкость и превратилась в «таранную». Создается впечатление, что под влиянием систематически поступавших донесений разведки о существенном усилении рубежей обороны войск Воронежского фронта, с одной стороны, и неоднократного переноса Гитлером дат наступления — с другой, у генерала в последний момент сдали нервы. Вероятно, он очень беспокоился, что, в случае если бои на главной линии русских затянутся на два–три дня, изюминка его плана — прорыв на подступы к Прохоровке и уничтожение их бронетанковых резервов именно в этом районе потеряет смысл. Командование Воронежского фронта сумеет опередить его дивизии и быстрее выдвинет свои танковые и мехкорпуса к первому армейскому рубежу, и тогда танковые части 4‑й ТА будут вести сражение в наиболее неблагоприятных условиях — зажатые между поймами рек Пена, Ворскла и Донец.