Белая гардения - Белинда Александра Страница 10

Но тут с громким хлопком в воздух взлетела шутиха, от неожиданности я отпрыгнула в сторону. На перрон вывалилась толпа людей в советской форме. Растерявшись, я замерла на месте и просто смотрела на них. С криками «Ура!» они размахивали красными флагами, били в барабаны и тарелки. Эти люди собрались приветствовать коммунистов, только что приехавших из России. Они маршем двинулись между мной и Таном. Я увидела, как Тан попытался прорватвся через их строй, но толпа увлекла его за собой. Китаец кричал на обступивших его людей, которые все равно ничего не слышали из-за шума и музыки.

— Беги!

Я подняла глаза. Это сказал молодой советский солдат, тот, с лучистым взглядом.

— Беги! Спасайся! — кричал он, подталкивая меня прикладом автомата.

В этот момент кто-то схватил меня за руку и потащил сквозь толпу. Я не могла рассмотреть, кто это был. Меня тянули в самую гущу столпотворения. В нос бил запах пота и пороха. Я повернула голову и через плечо увидела, что Тан тоже пытается пробиться через людской поток. Ему с трудом удавалось продвигаться вперед, но, если бы у него были нормальные руки, он, наверное, уже оказался бы рядом со мной. Однако китаец не успевал отталкивать людей, стоявших у него на пути. Он прокричал что-то молодому солдату, и тот сделал вид, будто бросился за мной, но на самом деле намеренно дал толпе увлечь себя. Меня со всех сторон толкали и били, на руках и плечах уже стали появляться синяки. Впереди, сквозь море мелькающих ног и рук, я увидела машину, дверь которой распахнулась мне навстречу. Когда меня впихнули внутрь, я наконец узнала руку, которая тащила меня. Я вспомнила эти мозоли: Борис.

Как только я оказалась в машине, Борис нажал на газ. На пассажирском месте сидела Ольга.

— Аня, дорогая! Девочка моя! — запричитала она.

Машина рванула с места. Я посмотрела в заднее окно. Толпа на платформе разрослась, в нее влились вновь прибывшие советские солдаты. Тана я не увидела.

— Аня, спрячься под одеялом, — велел мне Борис. Я укрылась одеялом и почувствовала, что Ольга набросала сверху кучу разных вещей.

— Ты знал, что появятся эти люди? — спросила Ольга мужа.

— Нет, но я собирался увезти Аню в любом случае, — сказал он. — Кажется, даже безумный энтузиазм коммунистов может иногда сгодиться для чего-то полезного.

Прошло какое-то время, и машина остановилась. Послышались голоса. Открылась и захлопнулась дверь. До меня донесся спокойный голос Бориса, который разговаривал с кем-то снаружи. Ольга осталась на переднем сиденье. Она тяжело, с хрипом дышала. Мне стало жалко и ее саму, и ее старое слабое сердце. Мое же сердце в эту секунду готово было выскочить из груди, и я зажала рот, как будто так никто не смог бы услышать его биения.

Борис снова сел за руль, и мы поехали дальше.

— Контрольно-пропускной пост. Я сказал, что нам нужно приготовиться к приезду русских и мы очень спешим, — объяснил он.

Прошло два или три часа, прежде чем Борис разрешил мне выбраться из-под одеяла. Ольга сняла с меня мешки, в которых, как оказалось, были овощи и крупа. Мы ехали по грязной дороге, окруженной с обеих сторон горными хребтами и покинутыми крестьянскими полями. Людей нигде не было видно. Впереди показалась сожженная ферма. Борис заехал в большой сарай, пропахший сеном и дымом. Интересно, кто тут жил? По воротам, своими очертаниями напоминавшим пагоду, я поняла, что это были японцы.

— Дождемся темноты и поедем в Дайрен, — твердым голосом произнес Борис.

Когда мы вышли из машины, он расстелил на полу одеяло и предложил мне сесть. Его жена сняла крышку с небольшой корзинки и достала несколько тарелок и чашек. На тарелку передо мной она положила немного каши, но мне было так плохо, что я не могла есть.

— Поешь, дорогуша, — мягко сказала Ольга. — Тебе нужно набраться сил для поездки.

Я удивленно посмотрела на Бориса, однако он смотрел в другую сторону.

— Но мы же останемся вместе, — едва сдерживаясь, произнесла я и почувствовала, как страх начинает сдавливать мне горло. Я знала, что они хотели отправить меня в Шанхай. — Вы должны поехать со мной.

Ольга прикусила губу и рукавом вытерла слезы, выступившие на глазах.

— Нет, Аня. Мы должны остаться здесь, иначе выведем Тана прямо на тебя. Этот подлый человек во что бы то ни стало жаждет мести.

Борис обнял меня за плечи, и я прижалась лицом к его груди. Я знала, что мне будет не хватать его запаха, запаха овса и дерева.

— Мой друг, Сергей Николаевич, прекрасный человек. Он позаботится о тебе, — сказал Борис, поглаживая мои волосы. — В Шанхае будет намного безопаснее.

— А еще там полно всяких интересных вещей, — добавила Ольга. — Сергей Николаевич богат, он будет водить тебя на разные представления и в рестораны. Тебе там будет гораздо веселее, чем здесь с нами.

Ночью окольными дорогами, через заброшенные фермы Померанцевы отвезли меня в Дайрен, откуда на рассвете уходил корабль.

Когда мы приехали в порт, Ольга вытерла мне лицо рукавом платья и засунула в карман моего пальто матрешку и нефритовое ожерелье, которое подарила мне мать. Я удивилась, что ей удалось сохранить их, и хотела спросить, как она догадалась о ценности этих вещей для меня, но времени на разговоры уже не осталось: корабль дал гудок и пассажиры начали собираться на палубе.

— Мы предупредили Сергея Николаевича, что ты приедешь, — сообщила Ольга.

Борис помог мне взойти по трапу на корабль и вручил мне небольшую сумку, в которой лежали платье, полотенце и кое-какая еда.

— Живи счастливо, — шепнул он, и по его щекам потекли слезы. — Живи так, чтобы мать гордилась тобой. Теперь мы будем думать только о тебе.

Позже, подплывая к Шанхаю по реке Хуанпу, я вспомнила эти слова и задумалась, смогу ли я жить достойно.

Сколько прошло дней, прежде чем на горизонте показались очертания Шанхая, я не помню. Может, два, а может, и больше. Я не могла думать ни о чем другом, кроме как о пустоте, которая образовалась у меня в душе, и о зловонном опиумном дыме, день и ночь висевшем над палубой корабля. Пароход был буквально забит людьми; многие из них, словно высохшие трупы, неподвижно лежали на циновках, зажав в грязных пальцах самокрутки; их ввалившиеся черные рты напоминали провалы пещер. До войны иностранцы как-то пытались повлиять на ужасные последствия от повсеместного производства опиума, навязанного Китаю ими самими, но японские оккупанты, наоборот, использовали наркотическую зависимость, чтобы подчинить себе местное население. В Маньчжурии, например, они заставляли крестьян выращивать мак и строить целые комбинаты по его обработке в Харбине и Дайрене. Бедняки кололись им, а те, кто побогаче, вдыхали его испарения с помощью кальяна. Все остальные просто курили его, как табак. Создавалось впечатление, будто все мужчины-китайцы на этом корабле находились в плену опиума.