Фараон Мернефта - Вера Крыжановская Страница 10

Глубокий мрак воцарялся в великой и благородной, но ослепленной человеческими слабостями душе.

Мезу составил великий свод нравственных и общественных законов, которые «несокрушимый народ», несмотря на многовековые превратности, будучи рассеян между всеми народами земли, все же сохранил как памятник его гения.

Мезу дано было только властвовать лишь силою страха и карать непокорных во имя Иеговы.

Постоянная ложь относительно его сношений с Божеством стала терзанием для него, ибо Мезу всею душою верил в Великого Творца вселенной. Вопль души его сохранился в древней еврейской летописи, где сказано, что Предвечный, в гневе на неповиновение своего посланного, осудил Моисея видеть землю обетованную, но не вступать в нее. Не менее страдали его гордость и честолюбие. Какова должна была быть радость египтян при известии, что дерзкий еврей все еще скитается в пустыне, без родины и пристанища! Желанному престолу негде было стать, и он терялся в туманном будущем. Жертвуя силами, здоровьем и способностями, Мезу в поте лица сеял то, что суждено было пожать Давиду и Соломону.

В течение этих долгих годов труда и борьбы износилось и тело. Мезу старел, вечность стучалась в дверь его земного тела, и он жаждал смерти как избавления.

Чувствуя приближение смерти, он собрал весь народ и простился с ним. Он хотел быть один во время кончины, но свою смерть ему хотелось окружить таинственным ореолом, заставить думать, что Иегова соединил его с собою.

Запретив кому бы то ни было следовать за собой, один взошел он на гору и, дойдя до вершины, остановился в утомлении. Сложив руки на своей широкой груди, взглянул на величественное зрелище, расстилавшееся перед ним под лучами заходящего солнца. На мгновение гневный взор его остановился на находившихся на равнине евреях, и Мезу прислушался к разнообразным звукам стана, глухим ропотом доносившимся до него.

С глубоким вздохом отвел он взор свой от этой картины. Годы покрыли морщинами его чело и убелили его густые волосы. Он был совсем не похож на того юношу, который, стоя на плоской кровле в Танисе, с сверкающим взором поднимал руки к восходящему солнцу, клялся освободить свой народ и создать себе царство. Горькая усмешка скользнула по его губам, и он прошептал:

— Ты верно предсказало судьбу мою, о светило, которому поклонялась мать моя. Слепой человек объясняет предсказания согласно своему честолюбию, а между тем ведь довольно же ясно было сказано, что я населю пустыню, что кровь жертв обагрит песок равнин и что я умру один, высоко-высоко… Разве гора эта не престол, воздвигнутый Всемогущим?..

Он лег на землю и, прислонясь к скале, закрыл глаза. Тогда перед его духовным взором как бы в грезе пронеслась вся его жизнь: его радостное детство во дворцах великолепных Фив, его беззаботная юность в школе дома Сети, где он приобрел познания, которые помогли ему впоследствии совершать так много зла.

Где были теперь его учителя, где товарищи его игр и занятий? Увы! Многие погибли во время бедствий, ознаменовавших исход его народа, а его приемная мать исчезла как тень, и в ней сокрылся его ангел-хранитель.

Затем ему представилось изгнание, его поспешное бегство из Таниса, Индия, волшебная страна, но оттуда его изгнало честолюбие, возвращение в Египет, борьба с Мернефтой. Ему пришлось снова с тяжелым чувством присутствовать при гибели фараона и его армии, а затем и при избиениях еврейских мятежников.

Я следила за ним со страхом и любовью, как в то время, когда лучи утренней зари освещали час его рождения. Тогда он вступал в земной мир испытания и искушения; теперь же он вступал в мир духов и отчета за свои поступки.

Поднимался вечерний туман, заволакивая серой завесой вершину горы. Мезу тяжело дышал, глаза были широко раскрыты, духовный взор его, обостренный приближением разлуки с жизнью, различал в беловатом испарении прозрачные существа, на первом плане которых находилась я, со стороны долины поднималась черноватая, тревожная масса. Он вздрогнул, с трудом преклонив колени, вознес к небу некогда сильные руки, и пламенная, тревожная мольба излилась из его сердца:

— Бесконечно могущественный и великий Создатель и Руководитель вселенной! Прости мне, что для личной моей пользы я прикрывался Твоим именем и Твоею волею, не отвергай меня, услышь мою молитву.

Но темная масса приближалась, подобно бурному морю окружая его своими волнами, и среди тысяч составлявших ее существ он внезапно увидел фараона Мернефту и его воинов, покрытых водорослями и илом; не меньшую группу составляли египтяне, жертвы избиения первенцев и их близкие.

«Отдай мою загубленную жизнь и почтение моей могиле, — шептали бледные губы Мернефты. — Покажи мне пославшего тебя Иегову».

«Отдай нам детей наших», — говорили другие, и надвигалась опять новая, отвратительная, покрытая кровью толпа:

«Так ты для того обманул нас и заманил в пустыню, чтобы безнаказанно избивать нас? Где тот Иегова, который приказал тебе это?»

Злобные тени толпились около него, наклоняя к нему свои искаженные лица, удушая его своим зловонным дыханием, а мистический венец Верхнего и Нижнего Египта, украшавший призрачную голову Мернефты, колебался, как бы опускался над ним и давил его грудь, словно гора.

Мезу опустился с глухим стоном и положил голову на вблизи лежавший камень, последнее изголовье первого из царей Израильских. Все тело его покрылось холодным потом, но он был один: ничья сострадательная рука не отерла чела его, ни одна капля воды не освежила его запекшиеся уста.

— О Иегова! — прошептал умирающий. — Облегчи меня и прости мои заблуждения. Я всегда провозглашал Твое величие и мудрость, во имя Твое я проповедовал добро и порицал зло. Суди же меня по милости Твоей.

Горячая мольба излилась из сердца моего за того, кто, увлекшись земными страстями, сказал от имени Предвечного: «Око за око, зуб за зуб», но в минуту агонии отвергал это правило по отношению к самому себе.

И тяжело было вступление в загробную жизнь этого могучего духа. Осажденный мстительными тенями своих врагов, он жестоко страдал, как вдруг из глубины бесконечного пространства раздался громоподобный призыв:

«Дух, прикрывший себя именем Предвечного, иди дать отчет в делах своих!»

Термутис