Две королевы - Джон Гай

В среду 8 февраля 1587 г., около восьми утра, когда уже достаточно рассвело и можно было обойтись без свечей, сэр Томас Эндрюс, шериф графства Нортгемптоншир, постучал в дверь одной из комнат замка Фотерингей, приблизительно в 75 милях от Лондона. Сегодня на этом месте остались только заросший сорняками земляной вал внутреннего двора и насыпь на месте сторожевой башни в нескольких сотнях ярдов от деревни, расположенной на берегу реки Нин, по-прежнему несущей к морю свои воды.

А в XVI столетии на этом месте кипела жизнь. Тогда Фотерингей был королевским замком. Здесь в 1452 г. родился Ричард III, а Генрих VII, который убил Ричарда в битве при Босуорте, преподнес это поместье в качестве свадебного подарка своей жене Елизавете Йоркской, и следующий король — Генрих VIII — пожаловал замок своей первой супруге, Екатерине Арагонской, которая перестроила и обновила поместье. В 1558 г. эти земли достались Елизавете I, унаследовавшей трон после смерти своей старшей сестры Марии Тюдор.

Несмотря на королевский статус, никто в замке Фотерингей, да и на всех Британских островах, не был готов к тому, что должно было произойти. Томас Эндрюс сопровождал в тот день двух высших представителей английской знати, Джорджа Толбота, графа Шрусбери, и Генри Грея, графа Кента. Дверь, в которую он постучал, вела в личные апартаменты Марии, королевы Шотландии и вдовствующей королевы Франции, которая почти девятнадцать лет провела в Англии как пленница Елизаветы.

В комнате коленопреклоненная Мария молилась вместе со своими слугами. Эндрюс сообщил, что пора идти, и она, взглянув на него, ответила, что готова. Мария поднялась с колен, и по обе стороны от нее встали ее камеристки.

Ей было всего сорок четыре года. Рожденная и воспитанная для того, чтобы править, Мария решительно шагнула из комнаты, словно направлялась на дворцовый бал. Ростом почти шесть футов (около 178 см), она всегда держалась с королевским достоинством. С самого ее детства, еще во Франции, все восхищались красотой и статью Марии. Чаще всего при описании ее красоты говорили «очаровательная» и «совершенная». Современники отмечали не только ее физическую красоту — правильные черта лица, удлиненную шею, тонкую талию, но и ее душевные качества — сердечность и способность мгновенно находить общий язык с каждым. Живая и очень подвижная, она могла быть безудержно щедрой и дружелюбной. Благодаря своему острому как бритва уму, умению вести беседу, общительности, обаятельности она могла быть чрезвычайно доброжелательной, и иногда даже позволяла себе фамильярничать, но лишь до тех пор, пока уважалось ее «величие». Многие современники отмечали ее почти сверхъестественную способность создавать впечатление, что ей важно только мнение того человека, с которым она в данный момент беседует.

Но, находясь в длительном заточении, от бездеятельности и отсутствия физической активности она очень быстро постарела, и сильно огорчалась оттого, что ее красота так быстро увяла. Черты лица стали грубее, плечи опустились, спина сгорбилась. Лицо, некогда славившееся нежной и гладкой, как мрамор, белой кожей, обрюзгло; появился второй подбородок. Но заточение не смогло полностью изменить ее, светло-карие глаза остались такими же живыми, а локоны рыжих волос по-прежнему блестели.

Мария не спала почти всю ночь. Она тщательно готовилась к грандиозному спектаклю, ее величайшему триумфу, в котором важна была каждая мелочь.

Тон задавала одежда. На первый взгляд казалось, что Мария была одета во все черное, если не считать белого льняного покрывала. Украшенное тонким кружевом, оно по французской моде ниспадало с волос на плечи, а затем до самого пола. Покрывало крепилось к маленькому батистовому чепцу белого цвета, также обшитому кружевом, который едва касался лба, а из-под него во все стороны выбивались локоны. Платье из плотного черного шелка спускалось почти до пола и заканчивалось шлейфом. Оно было украшено золотой вышивкой и собольим мехом, а пуговицы в виде желудей были изготовлены из черного янтаря в обрамлении жемчуга.

Присмотревшись внимательнее, можно было разглядеть корсет из алого бархата и одну из нижних юбок из украшенного вышивкой черного шелка, которые выглядывали сквозь модные разрезы на платье. Само платье украшали длинные, богато расшитые рукава с разрезами в итальянском стиле, под которыми были видны внутренние обтягивающие рукава из темно-красного бархата, а на ногах туфельки из тончайшей испанской замши. Впоследствии выяснилось, что на ней были небесно-голубые чулки, расшитые серебряной нитью, с зелеными шелковыми подвязками поверх мягких белых чулок, которые надевались, чтобы защитить кожу от трения.

В одной руке Мария держала распятие из слоновой кости, в другой — молитвенник на латыни. Ее тонкая талия перетянута поясом, с которого свисают четки с золотым крестом, а на шее серебряная или золотая цепь с медальоном с изображением Христа в образе «Агнца Божьего».

Мария в сопровождении Эндрюса впереди и графов позади прошла по длинному коридору в просторное помещение, где ее ждали домочадцы, чтобы отдать дань уважения и попрощаться. Свидетель (возможно, граф Кент) писал в то время, что она призвала слуг бояться Бога и жить в смирении. После она обняла всех женщин и подала руку для поцелуя мужчинам. Мария попросила слуг не скорбеть, а «радоваться и молиться за нее». Один из них впоследствии вспоминал, что она не выказывала никакого страха и даже улыбалась.