Ошибка генерала Жукова - Илья Мощанский

В те дни, когда на подступах к Москве полыхали ожесточенные сражения, неуклонно приближаясь к ее «воротам», когда с крыш домов подмосковных деревень Катюшки, Пучки, Красная Поляна германские солдаты пытались разглядеть в бинокли жизнь на улицах города, советское командование ни на минуту не прекращало работы, цель которой — перехватить стратегическую инициативу и снять угрозу, нависшую над столицей. Оно видело, что наступательные возможности противника почти иссякли, что зачастую враг уже не выдерживает контрударов, останавливается, местами отходит, а кое-где закрепляется на достигнутых рубежах.

При строжайшем соблюдении всех мер маскировки готовилось контрнаступление Красной Армии под Москвой. Следует отметить, что подготовку к активным наступательным действиям осложняли крайне неблагоприятная стратегическая обстановка на всем советско-германском фронте и тяжелейшее экономическое положение, в котором оказалась страна.

Неудачный для Красной Армии исход приграничных сражений, последующие поражения и отступление войск нанесли Советскому Союзу огромный урон. К декабрю 1941 года враг продвинулся на глубину 900–1200 км и захватил около 1,5 млн кв. км его территории. По площади это соответствовало таким государствам, как Великобритания, Испания, Италия и Франция, вместе взятым, и почти в четыре раза превышало территорию самой Германии. На оккупированных землях до войны проживало 77,6 млн человек, или более 40 % населения; там выплавлялось 68 % чугуна, 58 % стали, добывалось 62 % угля, производилось 38 % зерна.

В стране резко сократилась численность рабочих и служащих — с 31,5 до 18,5 миллионов. За пять месяцев войны валовая продукция промышленности уменьшилась в 2,1 раза, производство черного металла — в 3,1 раза ^[1], а металлургия и угольная промышленность оказались на уровне 1931–1932 годов. Сложности усугублялись необходимостью демонтажа и перемещения на восток производительных сил, запасов продовольствия; в тыл страны вывозились культурные ценности, учебные заведения, научные учреждения. К декабрю 41-го было эвакуировано более 10 млн человек и 1523 промышленных предприятия. Сегодня размах и тяжесть эвакуации даже трудно себе представить: за тысячи километров от родных мест в малообжитых и суровых землях надо было в палатках и землянках разместить людей и немедленно приступить к монтажу оборудования заводов и выпуску военной продукции. Именно в таком положении оказалась большая часть предприятий, вывезенных из прифронтовых районов на восток.

Все это отрицательно повлияло на выпуск оружия и военной техники. Так, по сравнению с августом и сентябрем производство стрелкового вооружения в ноябре сократилось в 1,5 раза; орудий — в 1,36; артиллерийских снарядов — в 1,4 и самолетов — в 4,56 раза, то есть в этот месяц промышленность дала фронту всего 2575 орудий, 880 танков и 448 боевых самолетов ^[2]. Конечно же, такое количество вооружения не обеспечивало даже восполнения потерь, понесенных Красной Армией летом и осенью 41-го, не говоря уже о том, что предстояло вооружать вновь формируемые соединения и части. О величине же ущерба можно судить по следующим цифрам: только до 1 декабря советские Вооруженные силы потеряли свыше 20 тыс. танков, около 17 тыс. орудий и минометов, не считая 50-мм, свыше 20 % общего количества боеприпасов и горючего ^[3]. Иными словами, Красная Армия лишилась почти всего танкового, самолетного и артиллерийского парков, с таким трудом созданных в предвоенные годы.

В столь трагических условиях боеспособность армии восстанавливалась и поддерживалась тем вооружением, которое, минуя арсеналы и склады, отправлялось с заводов прямо в войска. Это продолжалось до следующего лета, хотя уже с декабря процесс производства оружия, военной техники и боеприпасов неуклонно пошел вверх. К сожалению, протекал он значительно медленнее, чем требовалось фронту. Достичь объема, равного наивысшему месячному производству 1941 года, удалось по танкам (средним и тяжелым) только в январе, стрелковому вооружению в феврале, орудиям в марте, боеприпасам к минометам и орудиям в мае, стрелковому оружию — в октябре 1942 года ^[4]. Если учесть, что максимальный месячный объем производства 1941 года не удовлетворял потребностей войск даже в обороне, то что же тогда говорить об их нуждах для решения задач наступления? Ведь в зимней кампании 1941–1942 годов производство боеприпасов оказалось в 1,2–1,5 раза ниже уровня 1941 года.

Однако необходимо отметить, что в условиях кризиса на фронте проявились лучшие национальные черты характера русского народа, являвшегося основной «базой» сопротивления германскому нашествию. Смекалка и способность оперативно выходить из сложных ситуаций, находить пусть временное, но оптимальное решение максимально поощрялось руководством страны. Так, например, разработка нового танка поддержки пехоты Т-60 была проведена коллективом под руководством Н. A. Астрова всего за 15 дней. И это была инициативная работа, к исполнению которой конструкторов никто не побуждал. Начиная с августа 1941 года, буквально под бомбежками был спроектирован и построен макетный образец нового легкого танка «060». Убедившись в целесообразности и преимуществах такого решения, главный конструктор завода № 37 Н. A. Астров вместе со старшим военпредом завода В. П. Окуневым написали письмо И. В. Сталину, в котором обосновали невозможность выпуска на данном предприятии танка поддержки пехоты Т-50 (это был современный для того времени, но конструктивно сложный в производстве танк. — Примеч. авт.), и с другой стороны — реальность быстрого освоения производства нового «060», причем в массовых количествах, с широким использованием автомобильных агрегатов и передовых технологий их изготовления. Письмо в установленном порядке опустили вечером в почтовый ящик у Никольских ворот Кремля, ночью Сталин его прочел, и уже утром на завод приехал заместитель председателя СНК СССР В. А. Малышев, которому поручили заниматься новой машиной. Он с интересом осмотрел танк «060», одобрил его, обсудил с конструкторами технические и производственные проблемы и посоветовал заменить пулеметы ДШК на гораздо более мощную 20-мм автоматическую пушку ШВАК, хорошо освоенную в авиации, для чего тут же связал Н. A. Астрова с ОКБ-15. Это решение было оформлено по линии Наркомата вооружения, который без промедления объявил конкурс среди ведущих тяжелопулеметных КБ на создание скорострельной 20-мм танковой пушки.