Из смерти в жизнь…. Главная награда - Сергей Галицкий

Войны без потерь не бывает. Но мы должны вечно помнить, прежде всего, тех офицеров-десантников, для которых в самых ожесточённых боях жизнь каждого бойца была такой же ценной, как своя собственная. Эти командиры, первыми влезая в самое жуткое пекло, последними садились в вертолёты при эвакуации, с замиранием сердца считая бойцов перед взлётом: все или не все?.. И отказывались улетать, если кого-то недосчитались. И искали, и находили — живыми или мёртвыми… Такие офицеры успех боевой работы всегда оценивали по формуле: «Задачу выполнил, бойцов сберёг». Именно о таком офицере ВДВ этот рассказ.

Краткая биографическая справка

Полковник Владимир Васильевич Осипенко родился в городе Житомире. Закончил Киевское суворовское военное училище, Рязанское воздушно-десантное училище и Академию им. М.В. Фрунзе. После окончания училища проходил службу в полковой разведроте 7-й дивизии ВДВ в городе Алитусе (Литва). В феврале 1984 года в должности начальника штаба батальона прибыл в Афганистан в 357-й парашютно-десантный полк 103-й воздушно-десантной дивизии. Через полтора года был назначен командиром батальона 317-го парашютно-десантного полка. Командовал гарнизоном в Шахджое. Заменился в июне 1986 года.

По окончании обучения в Академии им. М.В. Фрунзе вернулся на службу в 103-ю дивизию ВДВ на должность начальника штаба 317-го полка, затем командовал 357-м полком.

После развала Советского Союза полковник В.В. Осипенко год отслужил в Белорусской армии. Но когда речь зашла о белорусской присяге, принимать её отказался и отбыл в распоряжение Командующего ВДВ России. Был назначен командиром 36-й отдельной воздушно-десантной бригады, расположенной в посёлке Гарболово под Санкт-Петербургом, в 1996 году назначен заместителем командира 98-й воздушно-десантной дивизии (г. Иваново). После этого полтора года участвовал в миротворческой миссии ООН в Восточной Славонии (область на востоке Хорватии).

Награждён двумя орденами Красной Звезды, медалью «За боевые заслуги» и другими государственными наградами, включая награды иностранных государств за участие в миротворческих операциях ООН.

В 1999 году уволился в запас. В настоящее время возглавляет «Союз ветеранов ВДВ Санкт-Петербурга».

Рассказывает полковник Владимир Васильевич Осипенко:

— Я спрыгнул с брони, и тут же килограммов по пять афганской грязюки, состоящей из скользкой глины, прилипли к каждому из резиновых сапог. Как ни берёгся, но сам с ног до головы тоже был в грязи. Даже автомат, который я держал на коленях и прикрывал собой, оказался заляпанным. Ехали долго, замёрз, как собака. Голова шумит…

Командир инженерно-сапёрного взвода встретил меня и с места в карьер стал меня «грузить»: «На заставе происшествий не случилось. Разрешите вопрос?». — «Что надо?». — «Разрешите камень взорвать? Механики задолбались о него днищем стучать. Комбат убрать приказал, а мы, сколько ни роем, а камень всё больше становится». — «Давайте, только аккуратно. Когда комбат вернётся?».

Слушая его ответ, я в то же время старался скребком содрать грязь с сапог. Наклонился — и тут меня повело. Что-то не так… В предбаннике штаба, пока раздевался, столкнулся с «доком». «Что-то вид у тебя не очень. Глаза, как у кролика. Как себя чувствуешь?». — «Спасибо, хреново». — «Ещё бы не хреново: тридцать девять и четыре!» — констатировал он через пять минут, измерив температуру.

В штабе чисто и натоплено. Я же, напялив на себя всё, что можно, и укрывшись одеялом, трясся всем телом от холода и громко стучал зубами. Через пятнадцать минут, наоборот, мне становилось жарко, градом катил пот, и хотелось раздеться. Док принёс трёхлитровую банку какого-то пойла на основе чая, аскорбинки и ещё какой-то гадости и велел пить. А что мне оставалось?..

В каком-то полузабытье я всё-таки про себя отметил, что сапёры третий час не могут справиться с камнем. «Это уже не сапёры, — просветил меня писарь, — это «духи» обстреливают». — «Из чего?!». — «Да никак не поймём, вроде мины, а крыльчатки нет».

«Духи» и есть «духи», что с них взять», — вяло подумал я и снова впал в полузабытье. Мозг урывками фиксировал изменения вокруг: стемнело, приехал комбат, зовут ужинать, не хочется… Я очередной раз приложился к банке и зарылся с головой под одеяло: опять начинал бить озноб.

Проснулся посреди ночи. Жутко не хотелось вылезать из постели, но терпеть было уже невмоготу. Одел тулуп, валенки и потрусил по вымощенной камнями дорожке до «заведения». Подморозило. Ни ветерка и звёзды громадные. Только пристроился — над головой свист, и тут же разрывы внутри заставы!.. С секундной паузой ещё три или четыре… Да что же это такое!? Не дай Бог меня здесь накроет, позорище… У нас тут яма для стрельбы стоя с лошади, наполовину заполненная.

За дувалом слышу гвалт и ругань. И зарево какое-то. Наконец закончив, потрусил обратно. Застава внутри горит. Красиво так! Горят дорожки, крыши, деревья, глиняные стены, грязь и даже снег. По всей заставе горел фосфор, разбросанный щедрой, но не доброй рукой. А по-настоящему горел только штаб. Все его обитатели во главе с комбатом скачут в неглиже вокруг и орут благим матом на общую тему: «Пожар! Спасай добро!». У комбата в руках почему-то моя банка. Я ещё туго соображал, поэтому остановился и смотрел на эту вакханалию со стороны. Вдруг все прекратили гвалт и с изумлением уставились на меня. Общее мнение выразил комбат: — «Ну, ты, Васильич, даёшь! Снаряд же попал тебе в кровать! Я тебя уже грешным делом… Как успел выскочить? Да ещё и одеться!..». — «Так усиленные тренировки и умище…».