Мао Цзэдун. Любовь и страх Великого Кормчего - М. Смирнова

Трехлетний малыш, сосредоточенно пыхтя, слезал с высокой деревянной ступени. Он никак не мог попасть ногой в сандалию, из-за этого злился и ворчал под нос, подражая отцу. Его рубашка задралась, оголив смуглую попку, но он не просил помощи, намереваясь самостоятельно одержать великую победу над непослушной обувью. Мать стояла неподалеку и наблюдала за упорным сыном. Ее нельзя было назвать красавицей: лицо с мелкими чертами казалось бы блеклым и невыразительным, если бы в глазах не пряталась постоянная добрая улыбка.

— Куда опять собрались? — строгий окрик мужчины застал женщину с малышом врасплох. — Дома дел мало?!

— Мы только в храм и обратно, — голос женщины был покорным, но те, кто знал ее поближе, знали, что покорность эта показная — Вень Цимей редко вступала в спор, но умела настоять на своем. — Сегодня полнолуние.

Мужчина молчал, сурово поджав губы и осуждающе глядя на жену. Он не очень приветствовал приверженность Цимей буддистским традициям, но возражать не смел. Конфуций учил с уважением и почтением относиться к богам, и пусть Будду нельзя было назвать богом в прямом смысле этого слова, он, безусловно, был одним из самых почитаемых и авторитетных предков. Найти достойный повод для того, чтобы оставить жену дома, было сложно еще и потому, что в полнолуние на самом деле было важным днем — буддистские монахи исповедовались в грехах, а миряне слушали их поучения, читали мантры и медитировали. Сам приверженец различных ритуалов и строгого соблюдения раз и навсегда заведенной последовательности действий, Мао Женшень не мог объявить желание жены пойти в храм глупым и недостойным.

С другой стороны, его мучила ревность — буддийский храм был открыт и для мужчин, и для женщин, и — кто знает, что у нее на уме?! Цимей вполне могла улучить момент и. На этом месте мысль Женшеня, как правило, давала сбой, а вот эмоции дорисовывали такие картинки, что кровь ударяла мужчине в голову.

Женщина прекрасно знала своего мужа и поэтому только молчала, спокойно и внимательно глядя в его глаза. Кто знает, сколько бы длился этот молчаливый поединок взглядов, если бы малыш, почувствовав нарастающее напряжение, не дал рева.

Отчаянный плач заставил родителей вздрогнуть и переключить внимание на ребенка. Цимей подалась к сыну, чтобы успокоить его, а Женшень нашел достойный объект для того, чтобы излить недовольство.

— А ну, замолчи! Сколько раз тебе говорить, что кричать — недостойно мужчины?! Как тебя еще воспитывать?! — мужчина подскочил к сыну и шлепнул его ягодицам. От таких увещеваний ребенок разрыдался еще сильнее и попытался спрятаться под юбку матери.

— Ах, ты не хочешь слушать отца?! Ну, подожди у меня!

— Женшень, он же ребенок! Ты сам напугал его своим криком. Дай нам уйти, по пути он успокоится, а потом ты еще раз объяснишь ему, как надо себя вести…

— Не спорь со мной! Вечно ты защищаешь своего любимца! Вот увидишь, испортишь мальчишку, он тебе стакан воды перед смертью не подаст!

Мао Женшень, сам того не ведая, очень точно предсказал будущее. Возмужавший и добившийся огромных высот, Мао Цзэдун не пришел к постели умирающей матери. «Я хочу запомнить ее молодой и красивой, а не больной и слабой», — объяснял он своим близким. На самом деле, не признаваться же им, что богоподобный и непогрешимый, перевернувший ход истории огромной страны, пожертвовавший ради своих идей жизнями миллионов соотечественников, Мао больше всего на свете боялся смерти.

* * *

При рождении (а он родился в 1893 году) мать дала Мао Цзэдуну тайное имя Ши, что означало «Камень». По буддистским верованиям такое имя должно было закалить характер ребенка, сделать его неуязвимым для врагов. Но звать кроху коротким грозным именем было смешно, поэтому Цимей продлила его, добавив несколько традиционных слогов. В результате в семье Цзэдуна звали Шисаньяцзы — «третий ребенок по имени Камень». Это звучало более мягко и безобидно.

Именам в Китае всегда предавалось огромное значение, имя было оберегом, оно же формировало характер человека, определяло его судьбу. Каждый слог в имени нес определенный смысл, и не один. А чтобы все это вместе на самом деле соответствовало действительности, настоящее имя ребенку давали не при рождении, а гораздо позже.