Новгородская сага. Книга 3. Корсар с Севера - Андрей Посняков Страница 9

— Ну, надеюсь, продержится до Алексина Димитрий, а не то плутать придется. Да и там, в Алексине, как мы посланцев узнаем?

Олег Иваныч покачал головой и тронул поводья. Гриша быстро шел рядом. Нагнали обоз, телегу с рязанцем. Тот лежал на сене, прижав к животу руки. Лицо бледно, по лбу стекали крупные капли пота. Тьфу ты, дизентерии только и не хватало! Проблема серьезная.

— Как ты, друже Димитрий? — участливо спросил Олег Иваныч.

— Ничего, господине, — слабо улыбнулся рязанец, — пока жив! Пожевал калгана-корня. Теперь легче.

— Далеко ли до места-то?

— Завтра к вечеру будем!

— Ну, слава тебе, Господи! Недолго осталось. Выдюжишь?

— Конечно, господине Олег, не сомневайся. И с посланниками в Алексине сведу, и здесь обузой вам не буду. Только вот… — замялся, — в кусты теперь шмыгаю часто. Но вы не бойтесь, не отстану. Я тут все тропки знаю. Кстати, там, впереди, ручей будет с водицей вкусной, прохладной. Овражек, рощица. Там бы и на ночлег. Место укромное, и вода есть.

— Спасибо тебе, Димитрий, за совет. Так и поступим.

К вечеру действительно на пути обнаружился ручей. Рядом — овраг с рощицей. Не знали бы — не увидели. И в самом деле, место укромное… Только вот — уже занятое.

На дне оврага горел небольшой костерок, вокруг кружком расположились люди в длинных одеждах, подпоясанных веревками. Монахи не монахи, нищие не нищие.

Вытащив из ножен меч, Олег Иваныч спустился в овраг… Сидящие вокруг костра разом повернули к нему лица. Странные лица. С черными повязками на глазах. Слепцы! Калики перехожие.

— Бог в помощь, странники.

Слепцы синхронно кивнули.

— Вот, хотим здесь остановиться. Не потесним?

— Отчего ж потесните? — ответствовал поводырь, одноглазый седой старик в накинутом на худые плечи плаще из пестряди. — Места всем хватит.

— Вот и славненько. Заворачивай, ребята!

Принялись рассупонивать лошадей. Доставали из-под рогож харч — вяленое мясо, рыбу, лепешки. Кто-то из воинов пошел по дрова…

Угомонились ближе к ночи. Было тепло, но не душно — ветерок приносил приятную прохладу с Оки. Тишина стояла — мертвая, лишь иногда рядом в рощице ржали стреноженные кони. Выставив охрану, воины Олега уже спали, как и большая часть перехожих калик. Лишь пара слепцов задержалась у костра, доедая остатки ужина.

— А вы откуда ж будете, добрые люди? — старательно облизывая деревянную ложку, поинтересовался один из них.

— Купцы из Русы, — ответил Олег Иваныч, — с товаром в Одоев едем.

— Бывал я в Одоеве раньше, — кивнул слепец. — Хороший, богатый город. А вот в Русе не приходилось бывать.

— А я бывал когда-то в Русе… И жил в Новгороде, — подал голос другой, с припорошенным дорожной пылью лицом, покрытым горестными морщинами. На вид лет сорок, а то и все пятьдесят. Но голос был молодым. И знакомым!

Гришаня вздрогнул. Даже выронил ложку. Спросил шепотом:

— И кем же ты был в Новгороде?

— Подмастерьем у вощанника Петра. Хороший был мастер.

— Боже мой! Никак Нифонтий! Вот так да!

Нифонтий повернул к отроку слепое лицо:

— А ты… Я, кажется, знал тебя…

— Я Гриша. Софийский отрок.

— Гриша. — Нифонтий, казалось, плакал. — Гриша. Жаль, Петра сгубили. А Ульянка, дочка Петра, жива ли?

— Жива! То невеста моя.

— Слава тебе, Боже! Будьте счастливы… Вот дал ведь Бог новость! Хоть одну хорошую за два лета… да, за два! — Слепец схватил отрока за руки: — Гриша, Гриша… Вот радость-то!

В синих глазах Гришани стояли слезы.

Олег Иваныч сглотнул. Слишком хорошо помнил он, как после Шелонской битвы вырвал глаза Нифонтия Матоня. Следующей, после Нифонтия, была тогда его, Олега, очередь. Вырвался, слава господу! Но до сих пор иногда чудился ему кошмарный Матонин голос: «Глаз, он шипить, когда его вымают!»

Затрещали кусты. Олег оглянулся. В оранжевых сполохах пламени догорающего костра бодро махнул рукой Димитрий. Опять в кусты. Видно, снова прижало. Хорошо, хоть вид боевой. Должен выдюжить, должен.

Отойдя в темноту, Димитрий прошел за кусты, к дороге. Оглянулся настороженно, нагнул ближайшую к дороге ветку бузины. Аккуратно надломил в трех местах и вернулся к обозу.

Ржали в рощице кони. Журчал ручей. Над оврагом недвижно висели желтые холодные звезды.

…Рано утром тронулись в путь. Продвигались вперед осторожно — по словам слепцов, в округе стояли усиленные наряды воинов. Ждали татар, отряды которых, опять же по слухам, видели уже у Калуги и Серпухова.

Олег Иваныч слухам тем не очень верил. Ну чего татарам в Серпухове делать? Москва — вот их цель. Тем не менее бдительность усилили — выслали вперед пару всадников, да и сам Олег Иваныч нет-нет да и проскакивал к авангарду. Как, мол, тут? Спокойно ли?

Впереди все было спокойно. Ни московских ратников, ни татар. Било в левый глаз жаркое июльское солнце, тянулись вокруг луга с утренней росной травой, в березовых рощицах пели птицы.

Олег Иваныч потянулся в седле. Хорошо! Вот уж к вечеру — и Алексин. Правда, пословица есть: не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. Нет, гнать, гнать прочь нехорошие мысли! Они беду притягивают. Лучше о приятном думать. О Софье, например. Как душевно прошла помолвка! В украшенном по такому случаю храме Михаила на Прусской. Пономарь Меркуш расстарался, старый агент Олега. После помолвки поехали к Софье, посидели с гостями. Гостей, правда, немного было: Олексаха с Настеной, Гришаня с Ульянкой да посадник Епифан Власьевич с супружницей своей. Хотели Панфила Селивантова позвать, старосту купеческого, да тот уж неделю как с товаром в Нарву отъехал. Ближе к вечеру и сам Феофил-владыко пожаловал с подарками. Весело было. Свадьбу, по обычаю, на Новый год, на сентябрь назначили. Скоро уже, совсем скоро обзаведется боярин Олег Иваныч Завойский законной супругой. Вот уж не думал никогда, что так это его обрадует и взволнует, циником был по жизни. Но вот, тем не менее…

Олег Иваныч мыслям своим улыбнулся. Пришпорив коня, вперед проскакал. Показалось, вроде едет там кто-то. Нет, действительно показалось. Впереди все спокойно было. Впереди… А вот сзади…

По той же дороге ехали, чутко осматриваясь, всадники числом с десяток. Все оружны, окольчужены. Кони вороные, справные. У развилки, что к оврагу вела, остановились, трое, спешившись, по кустам зарыскали. Потом подбежали к отряду, доложили виновато:

— Нет ничего, Матоня Онфимьевич, видно, дальше проехали!

Усмехнулся Матоня — за главного он был в отряде, — кивнул на ветку бузины, в трех местах обломанную.

— Нет ничего, говорите? А это что? — осерчал, выхватил из-за пояса плетку да как начал повинных охаживать! По головам, по плечам, по чему придется. — Запорю… — кричал, — тупорылых! Глядеть зенками своими лучше надо, ежели лишиться их не хотите. Это я вам враз устрою, узнаете: глаз, он шипить, когда его вымают!