Лиходолье - Елена Самойлова Страница 84

– Видать, за один раз все не подобрал, – вздохнул змеелов, отходя к маленькому очагу, наспех сооруженному из камней, где уже стоял смехотворно маленький «шалашик» из веток. – Что у тебя случилось?

Я посмотрела на все еще кровоточащую ладонь. К счастью, дерево посоха не было занозистым – щепка, которая пропорола мне руку, была гладкой и острой, как ошкуренный колышек, а иначе было бы мне развлечение на весь остаток ночи.

Вик чем-то позвенел в сумке, достал небольшую бутылочку, оплетенную бечевкой, плеснул содержимое на ветки и чиркнул спичкой, выуженной из непромокаемого чехла.

– Так-то лучше, – улыбнулся разноглазый, наблюдая за тем, как ярко-рыжее пламя охватывает ветки, покрытые шершавой темно-серой корой. – А то надоело мне сидеть здесь, как слепому котенку, и так уже едва шею не свернул, пока на этот козырек взбирался. Ты к огню-то хоть подойдешь?

А куда я денусь?

Я села на расстеленное одеяло, подальше от костерка и плывущего от него жара, а дудочник протянул мне аккуратно сложенный носовой платок.

– Вытри лицо. И дай мне руку, обработаю хоть. А то на запах крови всякая дрянь сбежаться может, а я бы хотел в эту ночь поспать спокойно.

– Думаешь, завтра не сможешь? – тихо спросила я, послушно протягивая Викториану поцарапанную ладонь и шумно сморкаясь в предложенный платок.

– Неизвестно еще, наступит ли для меня или тебя завтрашняя ночь, – снисходительно пояснил змеелов, щедро поливая мне протянутую ладонь тем же остро пахнущим снадобьем, которое перед этим плеснул в огонь, чтобы горело получше и пожарче. Царапину сразу же нестерпимо зажгло и защипало, я вскрикнула и попыталась вытереть ладонь о юбку, но Вик держал меня за запястье крепко, как клещами.

– Пощиплет и перестанет, зато ранка не воспалится, – серьезно произнес дудочник, все еще держа меня за руку. – И кровотечение остановится. Потерпи немного, ты же не маленькая девочка.

– А заранее не мог предупредить? – сквозь зубы выдохнула я, чувствуя, как боль и в самом деле отступает, а выступившая на открытой царапине белая пена стала бледно-розовой и подсохла, став похожей на кашицу из лечебных трав.

– Тебе стало бы не так больно от моего предупреждения? – резонно заметил Вик, доставая из сумки тонкую полоску белой ткани и начиная аккуратно заматывать мою ладонь. – Сомневаюсь.

– Вот и я сомневаюсь, – пророкотал совсем рядом неслышно подошедший Искра, кладя на одеяло передо мной сломанный посох, кое-как перетянутый в двух местах бечевкой и садясь рядом. Штаны он все-таки надел, как и обувь, но этим и ограничился. – Что делать будем? От погони мы вроде как ушли, до цели, как я понимаю, нам рукой подать. Змейка, ты как собралась эту дрянь из города выкуривать? Я присмотрелся – поселение там немаленькое, я б сказал. Даже очень-очень большое, еще больше, чем Загряда. Как ты найдешь там эту тварь? Или просто хочешь попробовать ее выманить с помощью дудочки змеелова?

– Выманить – не выманим, разве что отвлечем, – вздохнул змеелов, затягивая аккуратный узелок на кончиках бинта и с явной неохотой выпуская мою ладонь. – Для Госпожи Загряды моя дудочка была все равно что комариный писк – раздражает настолько, что хочется побыстрее прихлопнуть источник этого мерзкого звука, но вряд ли оно ради такого сомнительного удовольствия стало бы покидать город. К тому же я читал донесение, поступившее в Орден Змееловов о том, сколько людей погибло и сколько пропало без вести во время того события в городе. Подозреваю, что некоторые просто ушли по твоей колдовской дороге в светлое будущее подальше от этого кошмара, но и без них жертв было много. Хочешь повторить этот великий подвиг, только на этот раз вывести людей заранее? Думаешь, тебя послушают?

– Я не смогу их вывести, – тихо произнесла я, неторопливо развязывая узлы бечевки, которой был стянут посох. – Ровина, наверное, и смогла бы, но я не знаю, как открывать дорогу берегинь без ромалийского посоха. А этот сломался и уже умер. Даже если его починить, в нем не будет силы. Теперь это просто старая деревяшка.

Узлы веревки наконец ослабли, и посох с тихим треском рассыпался на узкие, тонкие и острые щепки. Но уцелел деревянный шар в оголовье – он всего лишь покрылся сетью глубоких трещин, будто переспелый плод, упавший с высокой ветки.

– Его… нужно просто сжечь, – пробормотала я, кидая первую щепку в огонь, который пугливо прижался к прогорающим веткам, а потом все ж таки начал неохотно охватывать гладкую деревяшку. – Волшебные инструменты никогда не выбрасывают, их хоронят в огне, как и владельцев.

Вторая, третья…

Щепки летели в постепенно разгорающееся пламя, превращая маленький, тусклый огонек в жаркий костер путника, способный обогреть каждого, кто набредет на него. Последним в огонь упало растрескавшееся, почерневшее оголовье, и тогда огонь неожиданно ярко вспыхнул, языки пламени взметнулись высоко в небо, на несколько мгновений окрасившись травяной зеленью, которая была видна не только мне, но и моим спутникам.

А мне неожиданно стало легче. Будто бы я выполнила свой последний долг, наконец-то отдала все полагающиеся почести инструменту, который верой и правдой служил вначале моей наставнице, а потом и мне. Инструменту, который когда-то стал почти живым, стал опорой и помощником, а ныне обрел заслуженный покой.

Зеленое пламя быстро опало, пугливо прижавшись к ярко-красным угольям обычным рыжим огнем. Искра встрепенулся первым, встал, чтобы подбросить в огонь несколько веток, а дудочник молча положил мне теплую ладонь на плечо. И, заглянув в его разные глаза, я осознала, что он, похоже, действительно понимает эту тонкую, неуловимую и неочевидную для непосвященных связь между мастером и его волшебным инструментом. Между создателем и его творением, выстраданным, известным до мельчайших деталей, надежным и почти бесценным для владельца.

– Тебе надо отдохнуть, – тихо сказал он, убирая руку. – Ты справишься и без посоха, все равно самая большая твоя сила сокрыта не в нем, а в твоих глазах и золотой чешуе. Я тебя видел там, в Загряде. Ты можешь выстоять, где ни один человек не выстоит, с волшебным инструментом или без него. А если пошатнешься – тебя поддержит не только твой железный оборотень, но и я.

– Ты прав, – вздохнула я, снимая с пояса кожаный мешочек с таррами. – Человеческие игрушки завтра мне не помогут.

Я уже хотела бросить в огонь и тарры, но Вик перехватил меня за запястье и осторожно вытащил из моих пальцев эту «игрушку».

– Не нужно избавляться от всей той памяти, которая причиняет тебе боль. Можешь пожалеть об этом в самый неподходящий момент. – Змеелов покачал головой и сунул потертый мешочек в свою и без того раздутую дорожную сумку. – Я сохраню для тебя эту память. И верну, когда она тебе понадобится.

– Тогда уж забери сразу и это. – Я торопливо, будто бы опасаясь, что могу передумать, расстегнула один за другим золотые браслеты с колокольчиками, все четыре, и протянула их музыканту. – Все равно, когда я сброшу человечью шкуру, они, скорее всего, сгорят, а так у них есть шанс уцелеть.