Воин пяти Поднебесных: Пророчество - Уэсли Чу Страница 8

Джалуа смотрел на высокий стебель, качающийся на ветру. Он оттолкнул его в сторону, но тот спружинил и дал сдачи. У Джалуа вырвалось шипение. Он принялся рубить гигантский сорняк топором, пока стебель не согнулся в десяти местах. Но проклятое растение вновь выпрямилось, и лишь немногочисленные зазубрины от топора свидетельствовали о ярости, с которой Джалуа на него обрушился. Джалуа сдался и нырнул под стебель, нависший над узкой извилистой тропкой. Дурацкая трава снова победила, как это бывало уже сотню раз, пока отряд пересекал поле.

Джалуа ненавидел здешние края — бесконечную равнину, которая поросла неистребимой травой высотой с дерево. Ее невозможно было уничтожить — трудно срубить, тяжело примять, и даже огонь с ней не справлялся. Не то чтобы никто никогда не пытался: в самом начале войны Просвещенные государства выкорчевали и сожгли траву и посыпали землю солью. Но гигантские зеленые стебли, подлинные владыки этих диких и непокорных мест, неизменно оживали.

К сожалению, Травяное море служило пристанищем ордам Катуа. Эти дикари, как стая саранчи, выходили из Травяного моря и грабили богатые земли империи Чжун, а затем скрывались среди высоких зарослей, прежде чем войска Просвещенных государств успевали пуститься в погоню. Обязанностью патруля Джалуа — и сотен других таких же — было заранее предупредить пограничных жителей о вторжении.

Джалуа вытянул шею и взглянул на немногочисленные клочки синевы, видневшиеся среди зеленых верхушек. Наконец слева он заметил краешек Короля. Они шли в нужную сторону. В этих дебрях ничего не стоило заблудиться. А главное, они преодолели почти полравнины — иными словами, патрулю пора было возвращаться обратно на дружественную территорию.

В Травяном море Джалуа чувствовал себя крошечной букашкой, и это выводило его из себя. С того самого дня, когда он покинул материнское чрево, Джалуа был крупным, большеротым, много ел и громко говорил. Прочие ребятишки всегда уступали ему в росте, ширине и злобе. Еще карапузом он очищал собачью миску, после того как справлялся с собственной порцией. Однажды собака набросилась на него, и он в ответ ее укусил. Когда Джалуа подрос, то стал отнимать обеды у других детей. Если они жаловались, он кусал и их. Взрослый Джалуа отучился кусаться, но начал воровать еду из местных лавок. Однажды он попытался избить всю городскую стражу, но для этого оказался недостаточно силен.

Чтобы не лишиться рук в качестве наказания за воровство, Джалуа завербовался в армию, и это стало лучшим решением в его жизни. В армии ценили рослых, сильных и горластых. Командир осмотрел новобранца с ног до головы, как кусок мяса, и немедленно сделал Джалуа капралом. Он сказал, что высокий рост сродни недюжинному таланту. Научить этому нельзя, можно только подкрепить, поэтому в армии Джалуа сытно кормили. С тех пор он быстро делал карьеру. Командовать оказалось несложно. Нужно было лишь громко кричать и раздавать тумаки — он всю жизнь отлично с этим справлялся. После трех месяцев рыка и угроз Джалуа поручили отряд. И по-прежнему давали есть вволю.

Только в Травяном море он чувствовал себя маленьким — вроде насекомых, которые ползали среди сорняков на родительском огороде, пока он не давил их своей ножищей. Если насекомым становился он сам, значит, в недалеком будущем мог появиться и смертоносный сапог. Как только воображение у него успело разыграться, трава неподалеку зашуршала. Джалуа поднял над головой кулак. Отряд остановился на извилистой тропке и укрылся среди стеблей. Кто-то вскрикнул, провалившись в безобидную на вид лужу, которая оказалась глубиной по шею. В Травяном море скрывались и такие ловушки.

— В чем дело, капитан? — спросил новичок Маньжи, которому едва исполнилось шестнадцать.

Джалуа предпочитал держать свежее мясо поближе к себе и посылать их с самыми опасными поручениями. Это позволяло ему не терять опытных, испытанных воинов и избавляло от необходимости постоянно запоминать новые имена.

Джалуа достал топор из подвеса и указал в сторону источника шума.

— Что-то прячется вон там. Разведай.

— Почему я?

Джалуа угрожающе потряс топором.

— Потому что я страшнее того, что там таится.

Маньжи, у которого лицо и так было покрыто лиловыми синяками оттого, что он недавно подвернулся Джалуа под горячую руку, неохотно вылез из укрытия. Он шагнул вперед, и тут же Джалуа влепил ему затрещину.

— Копье, дурень. И только попробуй его потерять, я тебе древко в зад засуну.

Маньжи поспешно вернулся за копьем, а затем начал пробираться среди зарослей. Он протиснулся между высокими стеблями, опасливо обернулся напоследок, и его поглотила сплошная листва.

Джалуа жестом велел остальным оставаться в укрытии. Поднялся ветер. Стебли, стукаясь друг о друга, шуршали. В потемках к общему шуму присоединились цикады и птицы. Захохотали койоты, возможно, предвкушая добычу. Несколько солдат страдали от головокружения — здесь это случалось частенько. Буквально все вокруг шевелилось и качалось. Единственным способом не утратить рассудка было постоянно двигаться самому.

Джалуа поморщился, когда паук размером с кулак приземлился на огромный лист и пополз прямо к нему. Глядя на Джалуа, тварь негромко застрекотала.

— Эй, эй, уродец, — ласково произнес тот, протягивая свободную руку.

Паук некоторое время смотрел на него, словно раздумывая над предложением, а затем, задвигав восемью мохнатыми ножками, перебрался на подставленную руку и замер.