Проклятие короля-оборотня - Тессония Одетт Страница 8

– Да, он утром представился мне в книжной лавке.

– Ты отказала ему, когда он хотел проводить тебя домой. – Отец даже не пытается замаскировать недовольство.

– Верно. Просто хотела побыть наедине с дражайшей Имоджен. – Пускай я и собиралась ответить с сарказмом, но не хотела, чтобы вышло так явно.

– Хоть я и одобряю твою сдержанность, а не желание броситься на молодого человека…

Меня охватывает ярость, и я едва сдерживаю порыв накинуться на него. Не сомневаюсь, что в его представлении именно так произошло с виконтом в Бреттоне. Подавив гнев, я стискиваю зубы и продолжаю цедить чай.

– …думаю, в другой раз тебе следует быть помягче. Отказ от подобного предложения демонстрирует добродетель лишь однократно. Если отказывать слишком часто, потенциальный настойчивый жених может больше ничего не предлагать.

– Возможно, нежелательную настойчивость стоит не славить, а осуждать. – Я как могу стараюсь говорить спокойно, но раздражение таки оказывается сильнее.

Отец сощуривает глаза и хмурит брови.

– Не припоминаю, чтобы в Бреттоне ты придерживалась того же мнения.

Мое самообладание испаряется, и я ставлю чашку на блюдце с громким звоном. Как бы я ни старалась, мне не стать дочерью, о которой так мечтает отец, даже для вида. К черту маску. К черту вымышленную личность.

Прожигая его взглядом, я поднимаюсь на ноги. Оказываюсь с ним лицом к лицу, и в груди возникает тяжесть, ведь я не знаю, что говорить. Я уже делилась своей версией истории. Открывала свою правду. Рыдала, обнажала кровоточащее сердце. И с чем столкнулась? Моя собственная семья, и отец, и старшая сестра, Марни, – люди, которых я любила и ждала того же в ответ, – глядели на меня с отвращением. Отвращение они испытывали не к тому, как все развернулось, не к мужчине, привнесшему скандал в мою жизнь, а ко мне.

Меня отверг тот, кто клялся любить, однако виноватой все равно посчитали меня, потому что это я лишилась чести. Я была виновата в своем падении. Крахе. Боли. И ответственна за то, о чем на улице шептались люди. Я опозорила семью и уничтожила драгоценные перспективы.

Отец выдерживает мой взгляд, и его губы растягиваются в ухмылке. В этот момент он похож скорее на демона, чем на отца из моего детства. Того доброго, любящего мужчины, вокруг чьих глаз собирались морщинки, когда мама заставляла его смеяться, больше нет. Осталась только холодная, бесчувственная оболочка. И он прекрасно понимает, что мне не защититься. Я могу лишь злиться, испепелять его взглядом и сжимать руки в кулаки.

– Веди себя как подобает, дочь моя, – произносит он и делает медленный шаг вперед. – Если попадешь в очередной скандал, я не смогу тебя защитить.

С моих уст срывается горький смешок:

– Ну да, ведь до этого ты меня так хорошо защитил.

– Защитил, Джемма. – Его голос спокоен и тих. А в словах столько уверенности, что, думается мне, он правда в них верит. – Ты слишком своенравна, чтобы уловить момент, когда стоит выказать благодарность. Мы могли бы остаться в Бреттоне. И за тобой навеки бы закрепилась репутация распутницы, соблазнившей жениха принцессы. Но вместо этого я привез тебя сюда, чтобы ты начала с чистого листа. Если бы мне не повезло с кварцевыми рудниками, нам бы такого шанса не представилось.

По крайней мере, насчет последнего он прав. Если бы месяц назад на одном из отцовских владений не обнаружили невероятные залежи кварца, ему бы и в голову не пришло переехать. Скандал как раз находился на пике, и он заключил сделку с Зимним королевством. Он передавал эксклюзивные права на владение кварцем в обмен на солидное жалованье и возможность проживания в Фейривэе, что считалось редкой привилегией. Как я узнала, чтобы человек мог ступить на остров, фейри должны сопроводить его через магический барьер лично.

И все же отец перевез нас сюда не из-за меня. А ради себя. И его драгоценной репутации.

– Поблагодари меня, – процедил он сквозь зубы, – и сядь на свое место.

Мне хочется сказать ему кое-что другое, и уж точно не «спасибо». В этом слове три буквы, и, как правило, оно сопровождается грубым жестом…

– Мы благодарны тебе, отец! – Нина вскакивает с кресла, подходит ко мне и переплетает свои пальцы с моими. – Джемма очень благодарна. – Она с мольбой смотрит на меня округлившимися глазами. Нина не выносит наших с отцом ссор, а я ненавижу дурацкое милое выражение лица, которое она корчит, когда мы ругаемся. Оно смягчает мое сердце, и ей это известно.

У меня хотя бы появляется время успокоить нервы, прежде чем я ляпну то, о чем пожалею. Стоит надавить на отца чуть сильнее, и он без колебаний лишит меня жалованья и выдаст за первого же согласного. Даже не за того, кто предложит большую цену.

Нет, сначала нужно укрепить свое финансовое положение. И только после этого выводить его из себя.

По затылку стекает капля пота, а глаза все еще горят от ярости. Однако я прячусь за маской подобострастия и склоняю голову набок. Представляю, что это все спектакль. Перед отцом стою не я, а одна из гувернанток из моих книг. В первой части серии гувернантка вынуждена исполнять роль воспитанной ученицы, чтобы уйти от гнева ее злобных воспитательниц. Вот и вся суть. Притворяться. А уж это я умею.

Мысленно редактирую историю под себя и произношу:

– Я так благодарна тебе за все, что ты сделал, отец. Приношу глубочайшие извинения за то, что не смогла этого показать.

Смотрю ему в глаза и вижу, как он поджимает губы. Не знаю, купился ли он на представление, но спорить не стал. Вместо этого он взмахом руки указывает на стул, и я повинуюсь его безмолвному приказу. Затем, не проронив и слова, отец покидает гостиную.

Я прислушиваюсь к звуку медленно удаляющихся шагов и сжимаю подлокотники своего стула, все мое тело содрогается от сдерживаемой ярости. И только когда слух уже не улавливает эхо его каблуков, я устремляю взгляд на сестру. Нина сразу же разражается хохотом, словно перед ней разворачивалась увлекательнейшая пьеса.

– Поразительно, ты столько держалась, – выдавливает она сквозь смех. – Похоже, это рекорд. Сколько было… тридцать секунд примерного поведения?

Неспособная разделить ее веселость, я качаю головой. Закрываю глаза и тяжело вздыхаю, едва ли избавляясь от напряжения, скопившегося в каждой мышце, но все равно продолжаю глубоко и медленно дышать, пока хотя бы немного не остываю. Открывая глаза, ощущаю опустошение. Измотанность. Усталость. Плечи опускаются, и я готова вновь схватить газету, как в комнату заходит Сьюзан с подносом, усыпанным конвертами.

– Пришла почта, – сообщает горничная.

Во мне вспыхивает надежда, и этого хватает, чтобы вернулись силы, и я подскочила на ноги.

– Есть что-нибудь от Марни? – спрашивает Нина, наступая мне на пятки, пока мы мчимся к Сьюзан.

– Маловероятно, – бормочу я, первая дотягиваюсь до подноса и забираю все письма. Наша старшая сестра осталась с мужем в Бреттоне и с момента нашего переезда не прислала ни единой весточки. После последнего разговора не скажу, что жажду знать, как у нее дела. Я до сих пор помню каждое ее слово.