Убить Ланселота - Андрей Басирин Страница 71

Быстро и неряшливо дометя пол, Тальберт бросил метлу и выбежал на улицу. Ему многое предстояло сделать.

– Не стоит благодарности.

Крылышки Маггары затрещали. Фея опустила на поднос мельхиоровый кувшинчик с крохотными капельками сапфиров на горлышке.

– Это амброзия. Сейчас еще чего-нибудь отыщу.

– Хорошо.

Лиза уселась на поваленную колонну, Сложила на коленях руки и принялась терпеливо ждать. Сквозь полуразрушенную крышу портика проглядывало солнце. Сияющие столбы пыли пересекали полумрак тут и там.

Эту часть храма никогда не ремонтировали. Его преосвященство заботился о символизме и эстетике. Разрушенный портик символизировал темную часть человеческой души. Здесь хранились ненужные святыни: старые, разбитые, списанные за ненадобностью.

Именно эти реликвии с такой легкостью повыбрасывала и разбила Фуоко. Пусть старичок Версус оплачет их: он жрец старой закалки, и все эти дароносицы, чаши, зеркала дороги ему как воспоминания былых дней. Ныне живущим незачем заморачиваться на древнем хламе. История рассудит, кто прав.

Боевые монахи из свиты его преосвященства привезли Фуоко с недвусмысленным приказом: устроить со всеми удобствами. А это значит: ковры, благовония, питание по высшему разряду.

Яства и благовония отец Люций устроил, а вот с коврами вышла заминка. Вешать их оказалось некуда. Достойные верховной жрицы покои еще только предстояло привести в порядок. Лизу временно поселили в портике Старых Святынь.

Сбежать из портика не удавалось никому. Скала, на которой его выстроили, обрывалась в океан, символизируя ограниченность человеческого познания. До возвращения его преосвященства деваться Лизе было некуда. Но старому жрецу это вышло боком. Те дни, что Лиза провела в портике, оказались роковыми для старых святынь.

Поднос быстро заполнялся кувшинчиками, тарелочками, вазочками.

– Вот манна небесная, – деловито поясняла Маггара. – Вот амрита, нектар, маат.

Инцери пробежала по пыльной скамье, оставляя блестящие черные следы. С любопытством обнюхала небесную манну.

– Откуда ты все это берешь?

– Места знаю. Есть такая пристройка в пальмовой роще… А у поварихи левый глаз не видит. Если подкрасться с нужной стороны – бери все, что душа пожелает.

Фуоко отдернула протянутую к кувшинчику руку. Поставила кувшин с амброзией на место и опасливо вытерла пальцы.

– Отнеси обратно.

– Ты что, сбрендила?

– Я знаю эту пристройку. И о кривой поварихе слышала. Я не стану это есть.

– Глупости, – фыркнула Маггара. – Я посмотрела: плита чистая. И повариха руки моет. Ешь, не бойся.

– Не стану.

– Здрасьте! Что мне теперь, все это выбросить? Ладно, я могу.

Фея столкнула поднос со скамьи. Тарелки зазвенели. Один из кувшинчиков – пузатый, с серебряной филигранью на горлышке – кувыркнулся на пол. Тут произошло чудо: из-под скамьи вынырнул булыжник, выпустил руки и ноги и подхватил его.

– Ох! – только и выдохнули пленницы. Камень поставил кувшинчик на место, передвинул поднос дальше от края и робко спросил:

– Вы в самом деле не будете это есть? Вам не нравится? Извините.

Маггара и Лиза переглянулись.

– Говорящий.

– Точно. Не надо было эту дрянь пробовать. Она с грибами.

– Вообще-то это мои… моя еда, – продолжал камень. – Подношения, понимаете? Мне много жертвуют. Только это не в том смысле, будто я вас упрекаю.

– Жертвуют? – удивилась Лиза. – Вы зверь великий?

Камень поболтал ложкой в манне небесной. Осторожно попробовал.

– Я не представился, да? Извините. Я – бог всего сущего.

– Кто-кто?

– Бог. Квинтэссенций. Еще я – пятый элемент, субстанций, первобатерий и философствующий камень.

– Алкагест? – робко спросила Инцери.

– В воплощении алкагеста я недолговечен. Извините. Растворяю любой сосуд и ухожу к центру Террокса. Но магму очень не люблю.

Лиза вытянула руку:

– Так вот вы какой, первобатерий… Я слышала о вас от старших жриц. Потрогать можно?

– Только без фамильярности.

На ощупь камень казался шершавым и теплым – словно целый день провалялся на солнцепеке. Квинтэссенций жил в храме, ни от кого не скрываясь, но видели его немногие: лишь те, кто способны в обыденном различить чудо. Люций и Версус как раз относились к таким счастливчикам.

– Вы ешьте, ешьте, – спохватилась Маггара. – Зря, что ли, я все это сюда натаскала?

– Спасибо. Вы очень добры… Извините.

С Квинтэссенцием довольно быстро удалось найти общий язык. Прихлебывая нектар из блюдца, словно горячий чай, философствующий камень рассказал пленницам о нелегкой доле живых богов. О бремени водесущности. О черствости и непонимании жрецов.

– Особенно тяжело, – рассказывал он, – когда брат Полифемус-Пта-Уха-Гор тащит ковры на барахолку. Мне ведь не ковров жалко. Что ковры? В конце концов мир из меня состоит. Но принцип! Он ведь не ковры продает – меня. Бога.

– Мерзавец, – сочувственно вздохнула Инцери.

– Точно.

– После этого вы и сбежали?

– Не смог вынести людской бездуховности. С тех пор скитаюсь по миру голодный и обездоленный.

Мир в представлении Квинтэссенция располагался на пространстве от главного здания до портика забытых богов. Дальше храмовой площади бог не уходил.

– И вот финал. Сижу на свалке. Извините… ем бог знает что, и никаких перспектив. Вот вы умная девушка, Лиза, подскажите: что мне делать?

Лиза задумалась.

– Вернуться не пробовали? – поинтересовалась она.

– Исключено.

– Почему? Это же ваш храм.

– Если бы мой! Вы помните, как он называется?

– Я читала табличку. Там написано: «Храм Эры Зверей Великих».

– Вот-вот. Идемте. – Квинтэссенций поджал губы. – Идемте, я покажу. Тут есть потайной ход. За ним, если я не перепутал, мы найдем объяснение всем этим непотребствам.

«Бум. Бум-бум», – стучал молоток.

«Вжи-и-их. Вжи-и-их», – вторила ему пила.

– Эй, малец, – крикнул лохматый плотник с перебитым носом. – Гвозди неси.

Дюжинцы угрюмо следили за работой. Дело спорилось, мастера сновали туда-сюда, однако ощущение нереальности происходящего не покидало властителей.

Постоялый двор перестраивался – впервые за многие столетия. Плотники расширяли стены, поднимали потолки, пробивали новые окна и стены. Казалось, деревянный спрут прорастает из старой бревенчатой избушки. Полудужья арок, порталов, цветные кристаллы-глаза. Магия напитывала строение – плотная, липкая, как крыжовенный сироп.