Лакомые кусочки - Марго Ланаган Страница 71

Я проснулся от скрипа колес — где-то вдалеке ехала телега. Еще не рассвело, но воздух уже наполнился ожиданием, и когда кто-то из Стрэповых детишек сломя голову помчался по мостовой с криком «Мама, мама, выйди поглядеть!», Милл поднял голову с подушки, а мы с Хэмблом переглянулись, скатились с кроватей и тоже выбежали из дома.

Люди с помятыми, опухшими ото сна лицами и всклокоченными волосами выскакивали на улицу, в предрассветный сумрак, и, спотыкаясь, спешили вслед за нами. На перекрестке, у подножия холма, нашим глазам предстала черная громадина — самый крупный тяжеловоз из конюшни Маркса, который медленно тащил за собой не просто телегу, но здоровенную повозку из дуба, которую выводили на улицу только в дни городских торжеств — расписные оглобли в ней были украшены затейливой резьбой, а ободья колес сделаны из ясеня. Вольфхант сидел на облучке вместе с Марксом, остальные охотники расположились вокруг груза, занимавшего всю повозку.

— О господи, — воскликнул я. — Неужели… — Ноги мои подкосились, я протиснулся через толпу назад, к домам, и привалился у стены.

Повозка тащилась вверх по мощеной улице. Огромная, темная, мертвая… Туша медведицы лежала в ней, словно гора старых шуб, словно груда мехов, сброшенных сразу всеми лордами из городского Совета. Передняя лапа свешивалась с повозки, и когда колеса подпрыгивали на каком-нибудь булыжнике, когти вздрагивали, будто живые. Большая слепая голова покачивалась из стороны в сторону, как если бы медведица сладко спала. Глаза ей завязали тряпкой — так полагалось, чтобы зверь не мог посмотреть на тебя и зачаровать, — изо рта струйкой вытекала кровь, густая и темная, точно патока. Дорога постепенно уходила вверх, от тряски лужица крови растеклась по днищу повозки и тягучая, будто мед, жидкость начала капать сквозь щель на землю, оставляя за повозкой длинную нить, вязкую и липкую, похожую на первую нить в новой паутине паука.

Я стащил с головы шапку. Теперь я стоял прямо и держался на ногах крепко, как скала. Ноэр, где Ноэр? Они убили его, так же, как Филипа? Даже если он не погиб от стрел охотников, это наверняка убило его. Это было все равно как если бы жену Ноэра застрелили и мертвую везли по улицам города для всеобщего обозрения.

Я увидел Ма, которая пробиралась через толпу и радостно сияла.

— Баллок! — Можно подумать, соскучилась по мне со вчерашнего вечера.

— Беги к ним, — попросил я. — Узнай, где Ноэр…

Ма со слезами на глазах бросилась мне на шею.

— Сыночек мой родной! — Она начала хлопать меня по щекам. — Посмотри на себя! Ох, выбрось, выбрось эту гадость! — Она забрала у меня медвежью шапку — забрала из моих рук! — и швырнула на дорогу. Шапка упала как раз в лужицу крови.

— Мама!

— Быстрей, быстрей! — Она повернула меня спиной к себе. — Дай я развяжу. Скорее снимай эти мерзкие шкуры, Баллок, пока ветер не переменился или в чем там еще дело, скорей, пока они опять не приросли к тебе!

— У меня снова нормальные руки!

— Баллок, сынок! — К нам подбежали Па и Хэмбл.

— Мам, ты же не собираешься раздевать меня догола при всем честном народе?

— Еще как собираюсь! Боже, а воняет-то! — Медвежья куртка полетела на дорогу вслед за шапкой.

— Воняет медведем. — Хэмбл брезгливо отошел в сторонку. — Баллок, ты воняешь, как прогорклый сыр! Подожду, пока ты вымоешься, а уж потом обниму. — Зажав нос пальцами, младший брат хлопнул меня по руке — человеческой! — покрытой волосами ровно настолько, насколько полагается мужской руке.

— Ну, мам!

— Снимай, снимай! — Теперь Ма смеялась, как сумасшедшая. — Оксман, стащи с него эти мерзкие шкуры, если хочешь, чтоб у нас были внуки!

— Хэмбл, сбегай за штанами Баллока, — скомандовал Па. — Сынок, скидывай медвежьи портки. Просто прикройся ими ради приличия.

— Только не прижимай к себе, ради всего святого, не прижимай! — вскрикнула Ма. — Если они опять прилипнут… Ах, сыночек! — Матери кислая вонь была нипочем, она обнимала и целовала меня с головы до ног, проверяя, не осталось ли где клочка шерсти. — Хвала богородице, проклятие снято! Должно быть, небеса приняли жертву, как и предсказывала старая ведьма! Ты все сделал, как она говорила, да, сыночек?

— Гм… — Повозка уже почти скрылась из виду, и только выводок стрэповской детворы бежал вслед за ней; охотники с копьями и луками, точно суровые стражи, охраняли тушу медведицы. — Вообще-то вдова велела съесть медвежье сердце, сварить и закопать в землю кости, а я ничего такого не делал… — Небо еще толком не посветлело, мы смеялись и обнимались в мутном утреннем свете, будто под водой. Все было серым и тусклым, и только в вышине на востоке виднелась узкая розово-желтая полоска.

— Значит, это не понадобилось! — Ма радостно приплясывала вокруг меня. — Поглядите на него! — теребила она улыбающихся соседей. — Глядите! — говорила она полусонным детишкам, которых родители вынесли на улицу и которые удивленно таращили круглые глазенки. — Медведь покинул моего сына!

Я сомневался в ее словах. Мы не выполнили и половины из того, что говорила старуха; наши слабые усилия не могли повлиять на исход. Кто-то другой сильно постарался ради нас, и я готов был биться об заклад, что это дело рук свирепой мисс Данс.