Темная симфония - Кристин Фихан Страница 71

— В этом нет никакой необходимости. Элеанор сразу же полюбит тебя. Иначе и быть не может. Влад очень спокойный, уравновешенный человек. Он обожает Элеанор и дает ей все, чего она ни захочет.

— Он ювелир, как и ты? Художник?

— Можно сказать и так. Я обладаю особенным даром, позволяющим мне искать драгоценности, призывать их к себе. Идеальные камни для изделий, которые я представляю в своем уме. Влад не любит создавать ювелирные украшения. Удовольствие ему приносит скульптура. Его работы очень высоко ценятся. Элеанор была невероятно рада, что он ремесленник. Она никогда не была бы счастлива с охотником.

— Охотники? На что они охотятся?

Он должен был знать, что она уловит ошибку. Ему становилось слишком спокойно рядом с ней. Антониетта была так крепко связана с ним, что он иногда не знал, где начинается он, а где заканчивается она. Он только сейчас начал понимать насколько близки Спутники жизни.

— Мне следовало бы использовать термин «телохранитель». Почти как капитан Диего. Я объясню это, когда у нас будет больше времени.

Антониетта подняла обе руки к его лицу, ее чувствительные пальцы исследовали его выражение, черточку за черточкой.

— Да, я думаю, тебе придется объяснить мне это, Байрон. И не только потому, что ты хмуришься, я также ощущаю твое нежелание в своем сознании. Нам многое придется обсудить, не так ли? Например, такие вещи, как границы поведения.

Он поморщился.

— Я забочусь о твоей безопасности.

— Это не то, что я хочу услышать.

— Наша мысленная связь становится помехой.

— Только когда ты стараешься спрятать от меня свои мысли. Не могу дождаться встречи с твоей семьей, — добавила Антониетта. — Особенно с твоей сестрой. Она сможет рассказать мне замечательные истории о твоем детстве. Она сможет сказать мне, поймешь ли ты когда-нибудь такой термин, как «границы поведения», или нет.

Он застонал.

— Элеанор склонна приукрашать некоторые вещи.

Антониетта рассмеялась.

— Ты лжешь мне. Ей, скорее всего, это и не требуется. Не могу дождаться, чтобы узнать, каким ты был ребенком.

— Антониетта, мне бы не хотелось перебрасывать тебя через свое плечо на глазах у наших семей и уносить наверх, но одно упоминание о моем детстве и это произойдет.

Радость кружилась в ней. Как она вообще когда-либо до этого обходилась без восторга общения? Без чистого веселья Байрона в своей жизни?

— Ты не посмеешь. Я, как известно, знаменитая пианистка. Невероятно респектабельная. И вещи, подобные этому не произойдут.

— Тебе посчастливилось стать всемирно-известной концертной пианисткой, и именно это и произойдет, если ты посмеешь смутить меня.

— Если ты собираешься вести себя как ребенок, я просто дождусь, пока не останусь с твоей сестрой наедине и не выспрошу у нее все до единой унизительные детали твоего детства. Я также расскажу ей о твоей склонности всем распоряжаться и требовать, чтобы все было по-твоему. Возможно, она даст мне советы, как лучше всего контролировать этот твой малюю-ю-юсенький недостаток.

Байрон снова взял ее за руку. У него не было намерения позволять Элеанор оставаться наедине с Антониеттой хоть на минуту.

— Я тебе говорил, как мне нравится, как ты смотришься в этой юбке?

— Нет, но можешь, если тебе так хочется. Перед твоей семьей я хочу хорошо выглядеть.

— Ты выглядишь красивой. Соблазнительной. Я готов прямо сейчас унести тебя, — с надеждой проговорил он. Сознательно он вызвал картину этого в своей голове, уделяя огромное внимание деталям: обнаженная Антониетта лежала, вытянувшись на постели, ее волосы шелковистым облаком рассыпались по подушке. Его голова находилась меж ее ног, в то время как она извивалась от страсти.

Кровь прилила к ее щекам, и Антониетта обмахнула себя.

— Перестать сию же минуту. Твоя семья вот-вот придет, а у меня есть еще дела, которые необходимо закончить.

— Я полагал, что твоя работа состоит в заботе обо мне, — под прикрытием ближайшего предмета мебели, Байрон прижал ее раскрытую ладонь к переду своих брюк. Он уже был твердым, как камень.

Антониетта потерла ладонью толстую выпуклость.

— Бедный bambino, такой забытый. Если бы ты не сбегал, оставляя меня спать в одиночестве, я, может, и больше посочувствовала бы тебе, — ее пальцы пробежали по его напряженной длине, мучая обещанием. Ее зубки укусили его за подбородок. — Раз такое дело, я должна… нет, — она поспешила прочь, смеясь, ее длинные юбки закручивались вокруг ее лодыжек. — Куда подевалась Хелена? Она должна была проверить, чтобы каждая комната была тщательно прибрана. Что если твоя семья захочет осмотреть палаццо?

Байрон обнаружил, что ходьба может причинять боль.

— Ты не можешь вот так уйти и оставить меня мучиться, Антониетта, — ее смех был мягким и таким заразительным, что он и сам заулыбался. — Перестань беспокоиться. Моя семья придет, чтобы познакомиться с тобой, Антониетта, а не для осмотра палаццо. И то, что ты выбрала на обед, не будет иметь никакого значения. Ты очаруешь их. Поверь мне. Я очень долго искал тебя, и они в восторге, что, наконец-то, нашел. А Хелена умчалась, чтобы найти пропавшую скатерть.

Он замедлил свой темп, идя рядом с ней через широкий холл. Когда они приходили мимо музыкальной комнаты, что-то упало на мраморные плиты. Они услышали, как это раскололось на части и рассыпалось по полу.

Антониетта с тревогой повернула голову на звук шума.

— Что это? Надеюсь не еще одна проблема? Твоя семья будет здесь с минуты на минуту.

— Никто не должен находиться в твоей музыкальной комнате. Я полагал, это только твои владения, — его голос был тихим. Шепотом, не более.

Антониетта застыла. Ее разум был так занят предстоящей встречей с его семьей, что она не задумалась, что кто-то может рыться в ее работах.

— Вероятно Винсент. Ему так скучно без маленькой Маргариты, с которой можно поиграть, — Винсент никогда не входил в ее личную музыкальную комнату. Комнату, с ее совершенной акустикой, вход в которую был запрещен для всех в доме, когда Антониетта сочиняла, что происходило практически постоянно.

— Сомневаюсь, что это мальчик. Оставайся здесь с Кельтом, — Байрон просканировал ее музыкальную комнату. Он точно знал, кто отчаянно перерывает музыкальные партитуры.

Антониетта задохнулась.

— Марита, — она уловила картины прямо из сознания Байрона. — Она, должно быть, ищет отрывок Генделя. Я не останусь здесь, в то время как ты противостоишь моей золовке. Если она предает мою семью, я хочу знать об этом.

Байрон был поражен. Антониетта входила и выходила из его сознания с опытностью эксперта. Телепатия была естественна для нее. Она совсем не боялась этого.