Заступник и палач - Денис Юрин Страница 57

Как ни странно, колдун оказался прав. В апартаментах правого крыла действительно попахивало изысканным церковным вином, в то время как от комнат левого нестерпимо несло менее возвышенными напитками и рассолом. Осторожно прокравшись мимо запертых комнат, из-за которых не доносилось ни звука, разведчик приблизился к нужной двери. Табличек и прочих опознавательных знаков, естественно, не было: обитатели дворца и так знали, кто, где живет, а посторонние в лучшее здание города захаживали крайне редко, то есть почти никогда. Тем не менее определить, где находится опочивальня епископа, было необычайно просто: как водится, за самой большой и самой богато украшенной дверью.

Разведывательно-диверсионная работа накладывает неизгладимый отпечаток на характер и систему жизненных ценностей любого, кто занимается этим делом более одного года. Авторитетов не существует, как, впрочем, и уважения к чинам: мирским или духовным, естественно, если речь не идет о собственном начальстве. Не думая о морально-этических последствиях своего возмутительного поступка, Палион вышиб ногой дверь и ворвался внутрь покоев священнослужителя.

Огромная кровать, занимающая большую часть комнаты: запахи дорогих благовоний и не менее дешевых вин, бьющие прямо в нос и сбивающие с ног: роскошная мебель ручной работы, все это как-то не сочеталось в восприятии разведчика с образом скромного служителя Господнего. Правда, надо отдать епископу должное, в комнате имелись и некоторые аксессуары церковной службы: расшитая золотом сутана, пара другая книг на столе и т. д., однако они были незаметны и тонули на фоне вопиющей роскоши.

Под кучей подушек разной величины и атласных одеял кто-то учащенно дышал. Тихо прикрыв поломанные створки двери, Палион на цыпочках приблизился к огромному ложу, рассчитанному как минимум на восемь человек, и резко сбросил на пол одеяло. Толстенькое, лысенькое существо свернулось калачиком и, зажмурившись, задрожало, время от времени испуская слюнявыми губами нечленораздельные звуки.

«Так вот ты какой, епископ дукабесский», – усмехнулся про себя Палион, почему-то подумав, что для полноты картины ханжеского великолепия не хватает двух-трех обнаженных девиц.

– С добрым утром, ваше… – разведчик призадумался, он не помнил, как нужно обращаться к епископу, поэтому пошел по проторенному колдуном пути, – …преосвященство.

– С добрым… – кивнул шарообразной головой толстенький старичок и, ввиду отсутствия под рукой одеяла, попытался прикрыть уродливую наготу простынкой.

– Вы меня узнаете… ваше?.. А, ладно, не важно.

Ответом были интенсивное мотание головой и подергивание многослойных жировых складок.

– Вот и я удивляюсь, мы с вами никогда не встречались, а вы убийц наемных ко мне подсылаете, ваше… епископство. Нехорошо как-то получается, нехорошо! – изобразив на лице крайнюю степень недоумения, покачал головой разведчик и как будто нечаянно водрузил на белоснежную простыню грязный сапог. – Зачем же вы так озорничаете? Неужто ради того, чтобы меня позабавить? А может, в вашем городишке просто чужаков карвелесских не любят?

– Любят, мы всех любим, – слетело с трясущихся губ.

Высший духовный сан города был на грани нервного срыва и вот-вот должен был разрыдаться. Палион решил, что не время дальше тянуть, и задал более конкретный вопрос; вопрос, на который старичок просто не мог не ответить:

– А может, вы не на меня охотились? Может, ваше преосвященство мой дружок непоседливый беспокоит… Вебалс из рода Озетов?

Имя колдуна было явно знакомо священнику. Перепуганные глазенки расширились так, что чуть не вылезли из орбит, а жировые складки задергались, как волны, катящиеся по океанской глади. Старик не ответил, только быстро перевел испуганный взгляд с лица Палиона на что-то, что должно было находиться точно за спиной разведчика.

Инстинкты снова взяли свое. В голове разведчика не успел созреть вопрос: «почему?», а якобы существующее у людей шестое чувство еще не зафиксировало легкое колебание воздуха за спиной, как Палион резко отпрянул в сторону и выбросил назад вытянутую руку с мечом. Оружие натолкнулось на вязкое препятствие, Палион повернул голову и обнаружил, что острие клинка глубоко вошло в обнаженную женскую грудь, аккуратно разделив ее на две одинаковые половинки. Неизвестно, как и откуда появившаяся за спиной девица зашаталась и выронила из руки нацеленный в его печень кинжал. Лицо красавицы исказилось от боли, а в глазах застыло недоумение. Не дав подружке епископа опомниться, Палион резко отдернул руку назад, выдернул меч из глубокой раны, а затем одним круговым взмахом отделил красивую головку от обворожительного тела. Труп тут же повалился на бок, разбрызгивая по полу и постели фонтан багровой жидкости.

– Кто это?! – прошипел разведчик, повернув голову к вжавшемуся в матрас старику.

Трудно сказать, чего епископ испугался больше: вида обезглавленного тела возле кровати или злобно сверкавшего глазами разведчика, напрягшего скулы и с каплями чужой крови на искаженном ненавистью лице.

– Я не хотел… это не я… я все-все расскажу! – неожиданно прорвалась плотина молчания, и изо рта духовного сана хлынул бурный поток откровенных признаний. – Это не я, меня заставил герцог Самвил… Он приказал срочно избавиться от колдуна, приехавшего в город… и от его товарища тоже… – затрясся всем телом старик. – Зачем ему это, я не знаю, но не мне рассуждать… я ему должен… он посодействовал моему назначению епископом… Ну вот, а на все готовых бродяг найти в Дукабесе не сложно… Я иногда к их помощи прибегаю, ну, когда другие поручения герцога выполняю…

– Понятно, где герцог?! – прикрикнул разведчик, понявший по усилившейся амплитуде трясущихся рук и слезам, выступившим на толстых щеках, что словоохотливость священника вот-вот сменится совершенно неуправляемой истерикой, и толку от него будет мало.

– Он на втором этаже гостит, но только этим днем уезжает. Он… он из меня всю душу вытряс, все нервы измотал… а еще девицу эту приставил…

Рыдания и слезы, грязные делишки и запоздалые раскаяния, как много подобных сцен повидал Палион на своем веку. Примерно так стенают предатели и дезертиры перед расстрелом, рвут на своей ухоженной голове волосы важные политики, понявшие, что послали на смерть не одного, не двух, а многие тысячи невинных. Слова и эмоции, они субъективны и ничего не значат в мире, где реальную цену имеют только дела.

Перепуганный старик вряд ли запомнил его лицо. С точки зрения соблюдения конспирации епископ угрозы не представлял, но в тот миг Палион думал лишь о несчастных, страдающих от комплексов и фобий этого жалкого, никчемного для общества существа, с удовольствием паразитирующего на других. «Сколько чужих жизней попортил этот чинуша от духовенства, чтобы спать на мягкой кровати, вдоволь жрать и тискать молоденьких девиц? Сколько голов он раздавил своими грязными башмаками, стремясь к вершинам власти и благополучия?» – подумал Палион, а рука разведчика сама собой подняла острый меч.

Утром этого дня слуга, принесший господину горячую воду и полотенце, обнаружил в опочивальне пол, залитый запекшейся кровью, два обезглавленных тела, в чем мать родила, две головы, закатившиеся под кровать, и зловещую надпись, вырезанную мечом на стене: «Здесь был Палач!»