Птицедева - Светлана Гамаюнова Страница 48

«Вероника, постарайся взять себя в руки», – приказала себе и обратилась к Лотте как могла серьезно:

– Лотта, все эти идеи коммунистического рая, на мой взгляд, утопия. Сейчас он нам расскажет, как хорошо жить коммуной и т. д. и т.п. Я не верю. Может, переела идей в юности, а может, еще из-за чего – не знаю. Я считаю, что что бы ни происходило – мир, война, катаклизмы, общественные перестройки в обществе – люди кардинально не изменятся никогда, они просто научатся лучше притворяться.

– Не знаешь, так дай мне послушать, – любопытствовала Лотта. – И почему ты не веришь, что человек может не стремиться к такой умопомрачительной роскоши, какую мы видели в доме у Лилит, к жизни в этих баснословно дорогих виллах в Беверли Хиллз?

– Думаю, что в природе человека заложено стремление к потреблению во все возрастающем масштабе. Нет, конечно, есть масса людей, которые счастливы, довольствуясь малым, но есть и другие, и их много, если не большинство. Те, которым нравится жить в красивых домах, ходить в дорогие рестораны и магазины, покупать красивую одежду. Те, которые любят и мечтают иметь красивые машины, дико дорогие, как та, что Лилит подарила Михелу. Ты даже не представляешь, сколько она стоит. Да средний американец потребляет в день столько же еды, сколько 32 жителя вполне развитой страны Африки Кении. На свои постоянно растущие нужды в еде, одежде, машинах, другой технике жители Нового и Старого Света тратят бешеные деньги. Ты представить себе не можешь, сколько стоит аппаратура Михела, но без нее он не сможет работать, не сможет делать таких снимков, которые дадут возможность передать его идеи. Снять фильм стоит очень дорого, но люди смотрят их, и эти затраты окупаются. Общество толкает людей на все новые покупки, траты, порой ненужные, но престижные.

– А если изменить то, что является престижным, ведь не это определяет счастье?

– Лотта, мы скатимся сейчас к бессмысленному и бесконечному разговору, что есть счастье и возможен ли рай в шалаше. Но Карен тоже живет во дворце.

– Но он и не стремится к большему. Карену это не так уж нужно, он спокойно почти год скитался со мной и братом по дорогам и ему это нравилось. Я могу жить в домике Микулишны и буду счастлива. Правда, правда. Дворец Карена, а это жилице монарха не такой маленькой страны, едва ли даже близко сравнится с роскошью большинства вилл Беверли Хиллз. Посмотри, разве Катерине плохо в этом занесенном снегом доме?

– Это когда Виктор и Слава рядом, ей спокойно – они помогут, если что, работа-то какая тяжелая. А на мужа надежда небольшая. А сколько ей лет, как ты думаешь?

– Лет пятьдесят пять, под шестьдесят, уже не молодая.

– А ей на самом деле сорок пять. Тяжело она работает. Все на ней – коровы, свиньи, куры, огород, дом. Все тянет сама. Счастлива она? Вопрос. Спокойно это воспринимает? Да. Привыкла? Да. Надо, чтобы все к такому привыкли? Сравни ее с дамами с приема, где мы были. Кажется, им тридцать, а на самом деле сорок пять. Каждому своя судьба, Лотта, это точно, кому что уготовано. И думаю, тем, кто поедет в новую Америку, будет непросто. А девушкам и женщинам, что на это решатся, особенно. Но есть такие девушки, найдутся – и немало. Они и идеей будут жить, и желанием изменить что-то в своей жизни, и мужа своего в трудную минуту поддержат. В последнюю очередь, как мне кажется, они поедут из страха конца света. Я бы не брала таких, кто просто собирается спастись. Романтиков и таких, как ты, любителей природы – да. Умеющих найти в этой жизни прелесть и способных, несмотря на любые трудности, мечтать, что новый мир принесет плоды не только для них, но для всех. Идеалисты и идеалистки? Да. Надолго ли их идеализм? Не знаю. Ладно, пошли в дом, там, поди, нас уже заждались.

Пока мы любовались природой, Виктор ловко почистил рыбу, а Катерина жарила эту чудесную крупную плотву, которая обалденно вкусно пахла. Было тепло и уютно. Хорошо, что мы тут, я чувствую, что Лотта отдохнула. Но как же много еще всего надо решить. Люди, боги, масс-медиа, шоу, выбор места, еще раз люди.

Мы выпили понемногу самогоночки для сугреву и расслабления, потом ели рыбу. Вкусно, хотя спать сразу захотелось, а мы хотели послушать рассуждения Виктора. Он разошелся не на шутку и вещал, перемежая свои рассуждения с матом, как его ни уговаривали, что тут женщины и девушки. Катерина и сама могла такое загнуть, что мама не горюй, но у нее это почему-то звучало вполне органично.

– Многие коммунисты по традиции со времён Маркса и Энгельса не очень любят фантазировать про светлое будущее, – рассуждал Виктор.

– Типа нам, с нашим изуродованным классовым сознанием, этого не вообразить. А я люблю. Люблю представлять коммуну, где в изобилии есть все, что мы имеем сейчас в нашем обществе, и бери, кто сколько хочет.

А мне вспоминались образы Кадавра желудочно удовлетворенного и Кадавра полностью удовлетворенного из Стругацских.

– Что мы имеем сейчас? – вещал Виктор. – А имеем мы жопу без дна, то бишь неограниченное потребление, которое нужно соответственно постоянно удовлетворять. Так что падать нам больше некуда. Лучше давайте кратко сформулирую, пока еще относительно трезвый, основные принципы существования в коммунистическом обществе. Марксисты исходят из здравого соображения, что жопа без дна – это не неотъемлемое свойство человека, а продукт его воспитания в частнособственническом обществе. И имеют основания – потому, что у примитивов – в обществе, где нет частной собственности в принципе – жопы без дна не наблюдается. Соответственно, коммунизм – это диалектическое возвращение к эдемской чистоте – исправление первородного греха частной собственности, но на новом уровне – не общая нищета, разделяемая на всех, а общее богатство. Здоровые потребности – это потребности, удовлетворение которых не идёт в ущерб остальным, и марксисты считают, что, если в человеке не муштровать жадину с самых младых ногтей, то у него сформируется железное чувство этих самых здоровых потребностей, а жадничать будет стыдно. Богат не тот, у кого много, а тот, кто умеет довольствоваться меньшим. Я, помню, спросил себя: «Какого черта мы крутимся? Чтобы заработать деньги? Но на кой черт нам деньги, если мы только и делаем, что крутимся? (Стругацкие).И послал все на фиг, вот теперь ловлю рыбу и занимаюсь тем, что мне нравится. Примерно так.

Слава хитро посмотрел на Виктора и спросил:

– А как же они будут трудиться на благо, из-под чего и ради чего, ради отдаленной идеи? Сомнительно.

– С мотивацией дело обстоит схожим образом. Вообще-то, жадность – не единственный стимул к труду-творчеству. Марксисты апеллируют к теоретической модели хомо фабер – человек трудящийся. Обращают внимание на то, что, поскольку именно труд отличает человека от прочих животных, это (а вовсе не жопа без дна) является его неотъемлемым свойством и собственно базовой человеческой потребностью. То есть человеку хочется проявляться. Помимо собственно творческого момента тут, конечно, есть момент поощрения со стороны коллектива: чувство плеча и удовольствие от совместной деятельности, ну, и там – подбухнуть с дорогими соучастниками после субботника, поговорить о какие мы молодцы, авторитет (сиречь власть) или, например, популярность у противоположного пола.