Одна безмолвная ночь - Шеррилин Кеньон Страница 48

У Страйкера перехватило дыхание, когда он увидел лицо изсвоих воспоминаний. Таннис, бесплотная и бледная, была прекрасна, как и еемать. Светлые волосы обрамляли безупречное нежное лицо.

Он бессознательно сделал шаг ей навстречу.

Эш схватил его за руку, останавливая:

— Это ловушка.

Ник потряс головой и кинулся вперед.

— Мам?

Эш отпустил Страйкера, чтобы схватить Ника. Тот яростновырывался, пытаясь его ударить. Эш увернулся и оттолкнул его назад.

— Ник, возьми себя в руки. Война играет на наших эмоциях.

— Почему ты позволил мне умереть, Ашерон?

Эш застыл, услышав голос Риссы, говоривший на совершенномгреческом его детства. Светлые волосы сестры были схвачены синими лентами подцвет древнегреческого платья — такого же, что было на ней в ту ночь, когда еежестоко убили солдаты-аполлиты.

— Я звала тебя на помощь, акрибос, но ты не ответил мне. Тыне пришел.

Вина разрывала его на части. Он крепче стиснул рубашку Ника,нуждаясь в поддержке старого друга, чтобы сохранить решимость.

— Ты ненастоящая, — зарычал Эш.

Она шагнула вперед и коснулась его теплой — хоть это и невязалось с бледностью призрачной формы — рукой.

— Ты ведь все еще ребенок, ловящий рукой солнечных зайчиков?Пойдем со мной, Ашерон. Я смогу уберечь тебя от этого мира, что не желает тебяпринимать.

Его наполнила горькая боль потери, он каждой своей частичкойхотел отправиться с Риссой и позволить ей утешить его. Он больше не был богом сбезграничной силой. Одно это прикосновение превратило его в мальчика, которыйхотел всего лишь почувствовать любящие объятия. Мальчика, который боготворилсвою старшую сестру…

— Никки?

Эш вздрогнул, услышав голос Шериз. Глаза Ника заблестели отслез, но, надо отдать ему должное, он удержался и не заплакал.

Шериз, одетая в то же кремовое платье, в котором еепохоронили, спокойно стояла в темноте. На лице никаких признаков насилия,положившего конец ее жизни. Она выглядела такой же реальной и родной, как и впоследний раз, когда Эш видел ее, ждущей Ника, чтобы пойти с работы домой.

— Иди к маме, cher [29].Я так давно не обнимала своего маленького мальчика.

— Папа? Это ты? Мне страшно, пап. Я не понимаю, что со мнойпроисходит. Пожалуйста, помоги мне.

Страйкер потряс головой, пытаясь прояснить сознание, тогдакак отцовский инстинкт требовал утешить и успокоить свое дитя. Эту малышку ондержал на руках и укладывал спать. Руку этой женщины он сжимал, когда она целыйдень молила о пощаде, пока ее тело обращалось в пыль.

Таннис подбежала к нему.

— Папа?

Зарычав, он уклонился и увернулся от нее. Она взамешательстве уставилась на него.

— Они настоящие? — спросил Страйкер у Ашерона.

Эш все еще удерживал Ника за рубашку.

— Не знаю.

Шериз тронула плечо Эша.

— Конечно, я настоящая, cher. Не разыгрывай меня так. — Онапоцокала языком. — Ты все еще такой худой, малыш. Немного моих картофельныхоладий помогут тебе поправиться.

— Мама? — Ник оттолкнул Эша и обнял ее. Как только он этосделал, она закричала в агонии и исчезла в тумане.

— Акрибос? — спросила Рисса, медленно подходя к Эшу. —Почему сейчас мне больно? — и тоже закричала.

К ее крикам присоединились вопли Таннис, которая опустиласьна колени и закрыла уши руками.

— Что происходит? — Ник выглядел таким же растерянным, какимощущал себя Страйкер.

Не ответив, Страйкер подбежал к Таннис, чтобы помочь ей, ноона исчезла прежде, чем он ее достиг.

Вокруг них эхом разнесся насмешливый смех.

— Вы ведь не думаете, что я схватил только Меньяру и Медею?

Страйкер скривил губы при виде Войны, появившегося передними.

— Что это?

— Это мясник говорит овце лечь к его ногам. — Он вытянулруку, и рядом с ним появилась Кер с широко раскинутыми крыльями и фальшивойулыбочкой. — Похоже, вы, ребятки, забыли, что Кер — богиня жестокости имучительной смерти. Все ваши женщины умерли в страшных муках…

— И подвластны ей, — выругался Эш. — Вот почему мывстретились здесь. Кер — греческая богиня, и она не может коснуться их нигде,кроме кладбища, где открыт проход между этой реальностью и местом их последнегоупокоения. — Он посмотрел на Ника. — Она вызвала их души и удерживает их.

Страйкер едва удержался от ехидного «я же тебе говорил».

— Чего ты хочешь? — спросил он Войну.

Тот ответил кривой ухмылкой:

— Все просто. Ваши жизни.