Леди, которая любила готовить - Екатерина Лесина Страница 40

Соглашаться Демьян не желал.

— Вы… это… уберете?

Нет, он ничего-то не имел против драконов. Красных. И синих. И всяких. Если, конечно, эти драконы обретались на чужих ширмах или там занавесях, или где их еще любят рисовать. Но не на его же собственной спине! Дракон начинался где-то на пояснице, где извивался длинный хвост его, украшенный то ли перьями, то ли шипами.

Демьян закрыл глаза.

И открыл.

Дракон не исчез.

Узкое его тело поднималось по хребту, растопыривались когтистые лапы, будто дракон пытался удержаться на человеческой плоти. Скалилась пасть…

— Не переживайте, рубашку наденете и видно не будет, — поспешил утешить Никанор Бальтазарович.

Усы дракона поднимались по шее до самого уха.

Да и слева.

— Почти, — уточнил целитель.

— Зачем?

— Говорю же, сила из вас уходит, да не просто та, которая с тонкого слоя. Вы и жизненной сегодня потратили немало. В любом другом случае я бы настоял на полной вашей изоляции и восстановлении где-нибудь в закрытом месте, под надежным присмотром целителей.

Дракон улыбался.

Издевался будто бы.

— Но ведь… — Демьян коснулся уха, подумавши, что теперь точно соответствует современным модам.

— Оно, конечно, помогло, но вот поможет ли в следующий раз? Хватит ли того заряда энергии, чтобы вновь удержать вас на краю?

Ответа у Демьяна не было.

— Поймите, это все не моя блажь, хотя и выглядит таковой… позвольте, — Никанор Бальтазарович коснулся рисунка, и на спине дракона вспыхнули узоры, которых еще недавно не было. — Это… скажем так, соединение древних истин и последних наработок…

Не утешало.

Нисколько.

Демьян опустил зеркало.

— Но… почему бы просто… узором там?

— Я бы и рад, да… это все часть того самого, как вы изволили выразиться, узора. Не наши техники, китайские. В Китае много всего удивительного. Я провел там пять лет, при дворе, при одном из самых известных целителей, который бы в ином случае меня и близко не подпустил бы, но Китаю тоже нужна помощь. Так вот, мне позволено было узнать о вещах, которые хранились столь рьяно, что мир и не догадывается, какие возможности скрывают, что человеческое тело, что краски и толика энергии… да…

Он вернулся на свое место.

И руки сцепил на животе.

— Я понимаю, конечно, что это… — Никанор Бальтазарович кивнул на рисунок. — Лишь жалкая поделка, что императорские рисовальщики способны исполнить то же самое, но с куда большим тщанием, эффективностью, если так можно выразиться. Но увы, у вас есть лишь я.

— Спасибо.

Пожалуй, получилось суховато.

— И… что это мне даст?

— Помимо того, что вы теперь будете ощущать любое, самое слабое воздействие, ежели оно направлено на вас? Устойчивость. Защиту. Сейчас вы почти неуязвимы для проклятий, а любую явную силу змей выпьет и передаст вам. Ко всему здесь затронуты некоторые точки, отвечающие за физическое здоровье, потому, коль поправитесь, то болеть будете редко, а жить долго. Насчет счастливо не обещаю, это уж не в моих силах. Извините, большего я сказать не могу.

— Не можете или…

— Не могу. И не буду врать. Я и сам до конца не понимаю, как это работает. Мне предлагали остаться. Даже старый Цинь Лао признал, что я в достаточной мере любопытен, чтобы из меня вышел толк. Но… поступил приказ.

Это было сказано с немалой печалью.

— Возможно когда-нибудь, когда я сочту себя в достаточной мере свободным от иных обязательств, я и вправду вернусь. Мир слишком огромен и удивителен, чтобы долго оставаться на одном месте. А вы одевайтесь. И не беспокойтесь, рисунок уже стабилизировался.

— А… убрать его…

— Боюсь, он теперь часть вашего энергетического тела. Тот самый остов, который впоследствии заполнится вашими же потоками, что и позволит вам восстановиться. Надеюсь, полностью.

Демьян подавил вздох.

Он умел быть благодарным. И человеком себя считал разумным. И… кажется, ему не только жизнь спасали, пусть и делали это весьма своеобразным образом, но и силу вернули. Вернут. И все-таки… вспомнилась ехидная усмешка китайского змея.

— Вы привыкнете, — пообещал Никанор Бальтазарович.

Демьян не сомневался.

Привыкнет.

Что ему, собственно, еще остается?