Ремесло Государя - О'Санчес Страница 39

Одним из последних покинул стены трактира Зиэль: он долго стоял, уперев руки в пояс, а взор в проем дверной, качал черной бородищей, ухмылялся своим мыслям...

- Нет, тут двух мнений быть не может: сие - не конец света, уж никак я не перепутаю Морево с простым разбойным набегом! Пойти, что ли, меч с секирою покормить? А то эти обормоты без меня до вечера провозятся.

Воин запустил пальцы за пояс, потом полез в карман, в руке у него звякнули червонцы.

- Эй, братцы, отдохнули уже?

Послушный величественному кивку, из глубины зала к Зиэлю подбежал старшина музыкантов, челюсти его все еще перемалывали какую-то пищу, но глаза горели алчностью и рвением.

- О да, сиятельный господин Зиэль, мы всегда рады служить вам! Изволите послушать 'Лодочку'?

- На. Но это не плата, это задаток. - Зиэль подмигнул очумевшему от удачи старшому и хохотнул. - Нет, не 'Лодочку'. А что-нибудь такое... пободрее, чтобы нам на улице было слышно и не скучно. Грянули!

На второй клети, наверху, где гостевые комнаты, обстановка была куда более мирная: люди спали, а некоторые, вроде Хвака с девицами, веселились келейно, не обращая никакого внимания на шум внизу... ну... может быть, этой ночью шум чуточку более долгий и навязчивый, нежели обычно... Однако, четверо пришельцев, вероятно самых хитрых и жадных, решили предоставить право битвы своим товарищам, пока они сами залезут в осаждаемый трактир 'сбоку' и без помех пошарят лично себе за пазуху, помимо общего дувана. Особой трусости в этом поступке не было, скорее наоборот: попадись они на подобном - даже свои казнят их, тут же, на месте недавнего боя, как мародеров... Впрочем, до конца битвы было еще далеко. Раскрылась дверь, и в комнату бесшумно ввалились четверо, не с мечами наголо, а с кинжалами в рукавах, чтобы до поры не сверкать основным оружием. Окончательно упившийся Хвак принял их сначала за слуг, принесших съестную и питьевую подмогу, но девицы распознали чужих: они захихикали и завизжали, донельзя сконфуженные тем, в каком виде им довелось предстать перед посторонними людьми. Грязно ругаясь, Хвак ринулся на пиратов и в два цапа выбросил всех четверых в открытое окно, прямо на головы воюющим.

- Тучка... это... шумно. Окно закрой и шторку-то задерни... Э, э... стой! Вот так стой... ну-ка, поклонись окну и повиляй хвостом! Гы-ы... еще... еще...

Светало. Манан Лысый проснулся затемно: не давали спать мечты, неуместно рассыпанные, подобно хвойным иглам, по ночному ложу. Приятно было думать о женах, о новой молодой жене, о наследниках державы его, наследниках, которые уже есть, но до наследства которым еще очень и очень далеко, ибо есть еще сила у Манана, много силы - в руках его, в чреслах его, в разуме его...

Странное дело - ночной ветерок: стоишь на палубе - ничего в нем нет, кроме соли, а если ловишь его на рассветном берегу, вот как сейчас, то словно чем-то домашним веет. На берегу неуютно без корабля, а в море, особенно к концу похода, только и мечтаешь о земле... о женах... о спокойном житии. Там, во вражеском доме, перед тем как сжечь его, прикорнет он полуденным сном, не раньше, ибо всегда сначала труд, а после уже - грезы.

Вдруг что-то тихое, странное, кольнуло Манана в голову и в грудь... Это предчувствие... нет, это тревога. Да, да, лучше потом убедиться в ошибке, но пусть сейчас это будет тревога.

Манан отдал приказ вестовому, и тот помчался из шатра, поднимать ' в мечи' оставшуюся полутысячу воинов. Командовал ею зять Манана и почти ровесник ему, человек неумный, но достаточно верный и старательный.

- Тысячник Краб!

- Я, ваше высочество!

- Отбываю на корабль, буду созерцать, а то здесь суетно. Прикрываешь.

- Есть, ваше высочество. Уж догляжу, лягуха не проскочит!

- Болтаешь много. Со тщанием доглядывай. Как только наши весть пришлют - доложишь немедленно и лично, созерцание мое бестрепетно прервав. Понял?

- Еще бы не понять, ваше высочество! Уж спроворю - лучше не бывает!

Лодка в дюжину весел рассекала мелкую утреннюю рябь... Тишина океана, равнодушие прибоя, благолепие горизонта... Но Манан слишком хорошо знал, какая пагуба может таиться там, во тьме, под слоем прозрачной воды: не далее как вчера они прикормили в этих сонных водах нескольких акул и еще каких-то прожорливых тварей. Человечиной, разумеется: провинившимся - кара, остальным - урок. Вот тако же и там может быть, в сонной чужой земле, жуткое и голодное. Лодку уже зачалили к борту флагманского корабля, развернули веревочный трап, а Манан все оглядывался и оглядывался туда, где прибрежная поляна беспечно втягивалась в лесную дорогу.

Звуки, знаменующие приближение человеческих стад, прилетели именно оттуда, с дороги, более напоминающей утоптанную звериную тропу, и был это беспорядочный гул, сотканный, в основном, из криков и лязга стали о сталь...

Сколько там расстояния от борта флагманского корабля до передовой цепи воинов Краба? От силы полторы сотни полных шагов, все видно как на ладони, благо утро совершенно безоблачное и прозрачное. Вот из лесу выбежал один ратник, другой... оба окровавленные... Третий. Все трое - его, Манана, люди, если судить по цвету шапок и виду кольчуг. Может, на имперскую засаду напоролись? Но тогда надо будет... не сейчас, потом, без торопливости, выявить предателей и вражеских лазутчиков. Остальные где? Четвертый... пятый, шестой... Остальные полторы тысячи отборных воинов - где???

Из леса стали выбегать незнакомые люди, повадками и одеждою никак не походившие на ратников Великого Корабельного княжества... Это отнюдь не регулярные войска, скорее, пьяный сброд, толпа, с мечами и секирами в руках... Уже легче. Значит дело не в предательстве и не в засаде имперских войск. Что же ты, Краб!? Крошите их всех!

Все то, что увидел Манан Лысый потом - врезалось ему в память на весь его недолгий остаток жизни... Орда этой лесной швали сшиблась грудь в грудь с передовой шеренгой отлично вооруженных ратников Краба... и побежала дальше, с взвизгами и пьяными криками, топча и отпинывая с дороги окровавленные, корчащиеся в предсмертных судорогах тела отборных воинов Корабельного княжества... чтобы через несколько мгновений накрыть смертоносной волной следующую шеренгу... Манан протирал и протирал внезапно заслезившиеся глаза и все никак не мог поверить увиденному... Кувшина легкого вина за это время не выпить - все пятьсот... нет, четыреста воинов - сотня личной охраны здесь же, на корабле - четыреста воинов! - замертво полегли в скоротечной схватке с невесть какою сволочью!

О, боги! Да что они такое делают!.. Неужто они собираются... они в лодки садятся???

Выпрыгнувшие из леса враги... кошмарные твари какие!.. отвязывали лодки и прыгали в них, явно намереваясь атаковать флагманский корабль... Неужели, подумалось Манану, с таким малым количеством людей, эти наглецы собираются идти на абордаж??? Но Манан глянул коротко на залитый кровью берег - и ужас ледяным мечом прошил его надменное сердце!

- Стрелы, камни - готовь! - скомандовал он лично.