Аномальные каникулы - Сергей Палий Страница 34

Они сидят у них на кухне. Четверо. Он, Павел и Тимур с Сергуней. Эти двое зашли в гости и наткнулись на Павла. Прежде чем Ворожцов успел что-то сообразить, старший брат затащил одноклассников в квартиру, усадил на угловой диванчик и начал рассказывать. Долго и нудно.

Павел никогда не рвался общаться с однокашниками младшего, но сейчас он не трезв. После того, как вернулся оттуда один, с пустыми руками и пепельной головой, старший Ворожцов часто бывает нетрезв даже днем.

На столе — ополовиненный пузырь, дощечка с кое-как нашинкованной колбаской и перьями зеленого лука. Чуть в сторонке — трехлитровая банка с мутным рассолом, в котором плавают огурчики. Мама солила впрок и все сокрушалась, что никто не ест. Впрочем, Павел и теперь не ест, он закусывает.

Ворожцов входит в кухню, когда вытуривать одноклассников уже поздно. Сергуня сидит с хитрой рожей, Тимур смотрит пока просто с любопытством. Павел берет бутылку, плещет себе в стопку. Движения его уже не тверды, водка проливается.

Павел отводит в сторону руку, смотрит на Тимура с Сергуней и приглашающе вскидывает бровь.

— У? — покачивает он бутылкой.

Если бы видела мама, она бы устроила ему такой нагоняй за попытку споить малолеток. Мама к алкоголю относится очень строго. Все, кто пьет больше нее, — пьяницы. А сама она приобщается к спиртному только по праздникам и в самых незначительных количествах. Павел сейчас для нее просто спивается. Ворожцову тоже кажется, что старший брат близок к тому состоянию, когда не человек контролирует поглощаемый алкоголь, а наоборот.

— Я пиво пью, — поднимает в ответ початую жестянку Сергуня.

Павел смотрит на Тимура. Тот качает головой.

— Спасибо, я лучше чаю.

Ворожцов проходит через кухню, включает чайник. Павел снова бубнит какой-то научный вздор, понятный только ему. Сергуня втихаря посмеивается над ним.

Скорей бы уже закипел чайник. Или пришла мама. Или началось землетрясение. Хоть бы что-то произошло, чтобы это остановить. Чем продолжится все это действо, Ворожцов знает. Это уже не первый раз. И пытаться увести приятелей от брата бесполезно. Только с пьяным Павлом поругается, и все. Это тоже уже проходили.

Павел говорит много и непонятно. Прыгает с мысли на мысль, перескакивает с одного на другое. Его история теряет всякий смысл, даже если он в ней когда-то и был. Хотя Ворожцов понимает брата. Просто он знает, о чем речь. Со стороны же Павел похож на сумасшедшего.

Он прекращает бредить, залпом опрокидывает стопку. Но она под край, рука трясется, и водка течет по губам, капает с подбородка. Жалкое зрелище.

Тимур смеется одними глазами. Сергуня прячет улыбку за пивной банкой.

Павел ставит стопку, тычет вилкой в банку с огурцами. Раз, другой — мимо. Наконец он вынимает соленость, откусывает и начинает судорожно жевать.

Хруст огурца перемыкает что-то в голове у Павла. Он зажимается, съеживается, чуть ли не уменьшаясь в размерах. Что хрустит сейчас в его памяти?

Взгляд брата становится пустым, словно Павел разглядывает что-то внутри себя. И это что-то пугает его, постепенно доводя до панического ужаса. И вот уже сквозь пустоту из глубины глаз проступает животный страх.

Павел замыкается. Чайник шумит. Ворожцов напрягается, он знает, что сейчас будет.

— Паш, — с наигранной серьезностью подливает масла в огонь Сергуня, — а чем дело-то кончилось?

Павел вздрагивает. Глаза его становятся безумными, лицо кривится. Выстреливает кнопкой вскипевший наконец чайник.

Старший Ворожцов подскакивает с места и орет, не помня себя, как настоящий сумасшедший:

— Она разряди-и-илась! Эта хреновина разрядилась в обратную сторону.

Сергуня поспешно прикладывается к банке с пивом. Тимур отворачивается. Павла трясет. Он уже не на кухне, он где-то там, в своих воспоминаниях. Что за жуть там случилась? Что за смерть он держал там за руку? Ворожцов знает историю в общих чертах, но всего брат не рассказывает.

Ворожцов с чаем и пакетом пряников выпроваживает одноклассников из кухни. Те не сопротивляются. Концерт окончен, больше смотреть не на что. Павел тоже не останавливает брата. Он и сам словно разрядился. Сидит над пустой стопкой и смотрит стеклянным взглядом в одну точку. Он уже не в дебрях памяти, но еще не на кухне. Где он? Его в этот момент будто вовсе не существует.

Все кончено.

— Доигрались? — шипит сердито Ворожцов.

— Мы-то чего, — делает невинную рожу Сергуня. — Это все твой брательник. Ворожа, а ты тоже такой дурной, когда бухой?

— Подождите в комнате, я сейчас приду, — отрубает Ворожцов.

Он выпихивает Тимура с Сергуней и закрывает дверь. Подходит к Павлу. Лечить истерики он не любит и не умеет. Никогда не умел.

— Паш, успокойся, — просит он, чувствуя, что говорит не то и не так. В этих дежурных словах возникает какая-то фальшь. От ощущения ее Ворожцов злится. На себя, на однокашников, на брата.

Павел сидит так, будто его выключили. Ворожцов осторожно берет пустую стопку из-под носа брата. Тот мгновенно оживает. Вернее, оживает рука Павла. Пальцы вцепляются в запястье Ворожцова.

— Поставь.

— Тебе хватит.

— Поставь и иди.

— Поешь хотя бы, — просит Ворожцов.

Где мама? Ее брат хоть как-то слушается.

— Не хочу. Ничего не хочу, — мотает головой Павел и наливает себе еще стопку.

— Зачем ты с ними споришь? — пытается перевести тему Ворожцов, только бы брат поставил водку и забыл о ней хоть на время.

— Я не спорю. Было бы с кем. Спорить не с кем и незачем. Я объясниться пытаюсь.

Павел опрокидывает в себя прозрачное сорокаградусное, давится, морщится, зажевывает луком. Он жалок и мерзок. В душе у Ворожцова возникает брезгливый осадок.

— С ними? Они же на тебя как на…

— Не с ними, — перебивает Павел. — С самим собой.

Язык у брата заплетается. Он подпирает рукой тяжелеющую голову. Взгляд снова пытается нырнуть в глубины памяти, но застревает где-то посередине между прошлым и настоящим. Павел тупо таращится перед собой. Сейчас он напоминает не буйного психа, а тихого умалишенного после лоботомии.

Ворожцов забирает стопку, вместе с ней и бутылку. Выходит и прикрывает за собой дверь. Ему жутко. Жутко и любопытно одновременно. Давно. С тех пор, как вернулся Павел. С тех самых пор, как он впервые рассказал, что произошло там, в Зоне…

…Ворожцов перекинул через завал пару чурок, перевалился следом и, подобрав более-менее подходящие для костра деревяшки, поплелся обратно.

Сколько он ходил за дровами? Счет времени потерялся. Да и не важно это. Ничего сейчас не важно. Надо было, как говорил брат, объясниться с самим собой.