Дети драконов - Елена Кочешкова Страница 33

Быть может именно поэтому Эймурдин открылся ей. И преумножил ее Силу.

От Ивы Лиан узнал, что под внешними разрушениями внутри сохранилось очень многое. В том числе и библиотека... Та самая библиотека, о которой мы столько мечтали. Только вот читать эта девочка не умела.

«Странно, что ты еще здесь, – сказал я тогда своему брату, не заботясь о том, сколь сильно ранят эти слова. По правде говоря, мне очень хотелось задеть его посильней. – И не бежишь за ней, сверкая пятками...»

Удар достиг цели. Лиан сузил глаза презрительно и сказал совсем не то, чего я ждал:

«Странно, что ты, Высочество, все еще считаешь меня сопляком. У меня здесь любимая женщина на сносях и все эти дети. То, что я попытался догнать Иву в тот раз, не означает, что сейчас я брошу все ради нее одной. А теперь иди и расскажи отцу с дядей, как вывел предателя на чистую воду».

Он стоял передо мной – такой сердитый и виноватый, гордый и несгибаемый... С этим своим синим пламенем в глазах, с упрямо сжатыми губами. А я, глядя на него, и правда видел мальчишку... Того Лиана, которому едва сравнялось восемь, который не боялся дерзить наследнику престола и вообще как будто ничего не боялся – ни богов, ни демонов... Только лишь, что кто-то раскроет его тайну или обидит девочку, которую он любил. Я смотрел на своего наатха и думал про слова Айны. Про все те странные сны, которые он беспечно пересказывал Шуне, полагая, что это просто необычные ночные видения.

«Вместе пойдем, – ответил я ему. – Раз уж ты дал слово, я сам озвучу дяде все, что мы теперь знаем. А потом т ы расскажешь ему про свои сны. Те, про которые должен был рассказать уже давно... если бы на самом деле вел себя как взрослый».

По счастью, дядя Пат воспринял новость про Иву гораздо спокойней, чем я того боялся. Да он и не удивился вовсе... Сказал, что все это было очевидно и предсказуемо – и ее связь с Лианом, и проникновение в старую крепость, и обретение большей силы в стенах Эймурдина. Но особенно меня поразило его признание, в том, что он уже давно отправил в Феррестре своего человека, которому надлежало присматривать за девчонкой. На этом месте я ощутил себя болваном похуже моего братца... и долго еще потом задавался вопросом, отчего мне самому не пришла в голову такая простая мысль. Но думал я об этом без особого напряжения – гораздо больше меня заботило то, что дядя сказал про странные видения Лиана.

«Эти сны совершенно точно НЕ простые, – подтвердил он мои опасения. – Я не чувствую в них темного начала, но и безопасными их назвать никак нельзя. Чтобы понять наверняка, какой смысл за ними скрывается, мне нужно время. И... пока я ищу ответ... мальчики, постарайтесь, пожалуйста, ни во что не вляпаться. А насчет Ивы... я не вижу греха в том, что Лиан с ней общается. Растрепать больше, чем вы уже успели, он едва ли сможет. Вот только, Ли... я бы на твоем месте не удивлялся потом, отчего это твоя любимая женщина стала такой злой и несговорчивой. Ива ей конечно не ровня, но, я уверен, происходящее не доставляет Шуне никакой радости».

3

Ночью мир совсем иной.

Он полон недомолвок и чудес. Он выворачивается наизнанку и путает, сбивает с толку, являя совсем иные образы, чем в светлое время.

Ночью так легко заблудиться и потерять себя.

Я медленно шел меж деревьев нашего маленького тайного сада, касаясь пальцами ветвей, ощущая течение, биение жизни в каждой из них. Воздух, напоенный ароматами цветов, пространство особых звуков... Ночь пела голосами птиц, лягушек и сверчков, журчала тихим рукотворным источником, шуршала листвой и очищала разум от всяких мыслей.

Если верить старым байкам, когда-то в этом саду танцевала при лунном свете моя мать. Говорят, она ступала неслышно и вплетала свой танец в тишину ночи столь легко, что сама казалась существом из иного, сокрытого от глаз мира.

Может, так оно и было...

Слишком мало я знал о ней. Невыносимо, непростительно мало. Но отец никогда не любил рассказывать о тайкурской принцессе, что столь ненадолго стала королевой. В раннем детстве я еще пытался задавать вопросы, выпытывать, какой она была... но став чуть старше смирился с невозможностью хоть на шаг приблизиться к пониманию той половины себя, которую унаследовал от матери. Только догадывался, что сила пробуждать огонь досталась мне именно от нее.

Сила степей, сила ночи. Та, от которой наизнанку выворачивался мой отец.

Он никогда не говорил мне этого напрямую, но в его глазах я видел отблески странного безумия, потаенного, глубокого, недоступного никому, кроме него самого.

Я знал, что он любил свою степную колдунью сильней, чем дозволено простым смертным. Сильней, чем способен вынести разум. Многие, очень многие говаривали, будто мать и правда свела отца с ума, но подтвердить так ли это было на самом деле мог только он сам... а отец никогда не отвечал на этот вопрос. Равно, как и дядя Пат. Порой мне казалось, что весь ее образ окутан пеленой ночного сумрака, непроницаемого и плотного.

И поскольку большая часть моей Силы была пронизана степным огнем, я привык скрывать ее как можно глубже даже от самого близкого мне человека.

Особенно после того, как едва не убил Дани.

Мне было тогда почти семь.

Я еще верил в ночных духов, которые приносят добрым детям красивые сны, но уже не поддавался на уговоры няньки быть милым послушным мальчиком. Мне нравилось пугать ее своими колдовскими выходками, хотя Кайза не раз обещал выдрать меня за это. Но еще больше мне нравилось доказывать Дани свое превосходство во всем. Доказывать при каждом удобном случае, не делая скидки на то, что кузен младше меня на год с лишним. Впрочем, по большому счету он мало в чем уступал мне, и наше противостояние было похоже на вечное столкновение волны со скалой. Только став старше, я осознал, н а с к о л ь к о сильно оно утомляло взрослых... Временами дядя Пат не выдерживал и по целой неделе не позволял нам даже находиться за одним столом вместе. «Не умеете по-хорошему, будет никак», – говорил он, сердито захлопывая дверь в детскую. Это означало, что следующие несколько дней мы оба проведем не только порознь, но и без права пересекать порог самой лучшей комнаты в доме. Снисхождения не знал ни один из нас – дядя и Кайза относились к нам с равной степенью строгости. Мы оба получали в наказание дополнительные уроки и оба оказывались лишены сладкого. Обычно после таких мер в Лебедином дворце воцарялись мир и спокойствие, но проходило не так уж много времени, и мы с Дани снова начинали свою битву за звание лучшего.

А чтобы никто нам не помешал, мы играли в саду, убравшись подальше от зорких очей наших наставников. Обычно те старались не упускать нас из виду, зная, чем это может кончиться... но двум мальчишкам, наделенным магическим даром, ничего не стоит спрятаться так, что отыскать их будет под силу только следопытам с ищейками... или другим магам. И, пока взрослые были заняты своими делами, мы с кузеном привычно упражнялись в острословии, стараясь задеть друг друга посильней. Это была странная игра, в которой мы оба выходили за границы дозволенного как на словах, так и в делах. Много позже я с ужасом вспоминал наши детские забавы, которые с легкостью могли стоить нам если уж не жизни, то по меньшей мере здоровья, но тогда попытки перещеголять друг друга в магии были для нас столь же естественны, как драки для простых мальчишек. И чаще всего нашим верным соучастником была старшая дочь Кайзы, Яра. Кареглазая, черноволосая, быстрая, как тень ястреба, она никогда не выдавала нас старшим и никогда не пыталась остановить. Яра была самой младшей из нас троих, но, пожалуй, самой умной. Даже не имея в себе ни капли колдовского дара, она могла доказать нам, что наши мужские игрища ничего не стоят рядом с ее природной женской магией.