Анатомия теургии - Вадим Скумбриев Страница 33

— Нет, — Кенельм цепко взглянул ей в лицо, и Гита поёжилась. Ей не понравились его глаза. — Я хочу помочь тебе без этого.

— Неужто? Как только ты отдашь мне эту штуку, всё, ты предатель.

— Ты не хочешь сбежать?

— Хочу. Но ещё я не хочу, чтобы ты поступился честью.

— Всё просто, — хускэрл слегка улыбнулся. — Я прошу тебя пообещать, что ты не станешь сражаться на стороне Гарольда Торкельсона.

— Только-то, — проворчала норна. О да, она угадала. Глупо было ждать иного, но, к счастью, это отнюдь не сложное требование. — Согласна.

— Так просто? — удивился он.

— Конечно. Я что, похожа на боевого мага?

— Тангол-отель…

— Да, да, я помню, — Гита вздохнула. — Тангол-отель. А ещё мой дом. Я умею убивать, Кенельм. Я могу сделать многое на поле боя, такого, что у тебя волосы дыбом встанут. Но я не собиралась сражаться.

— Вряд ли Гарольд одобрил бы такое, — Кенельм пожал плечами и, взяв заколку, протянул её Гите.

— Уверен?

— Как в себе самом.

Норна перехватила его руку.

— Спасибо, — прошептала она, заключая Кенельма в объятия.

Кажется, такого хускэрл не ожидал — а когда Гита впилась поцелуем в его губы, растерялся совсем.

— Давно хотела это сделать, — сказала она, отстранившись. — Наверное, с того момента, как тебя увидела.

— И поэтому отпустила? — Кенельм осторожно обнял её в ответ.

— Нет, конечно. Я же дала слово, что отпущу. А слово я держу — даже данное восьмёрнику.

— Я уже не восьмёрник, — помедлив, ответил хускэрл. — После йольской ночи я, кажется, больше не верю ни в какие высшие силы.

Гита снова поцеловала его, на этот раз коротко, едва коснувшись губ.

— Тем лучше. Постарайся не умереть на этой войне, хорошо? Я хочу найти тебя… потом… и уже не отпускать никогда.

— Это не тот случай, когда можно что-то обещать. Но я буду осторожен… насколько это вообще возможно.

За дверью раздались чьи-то шаги, и оба тут же отшатнулись друг от друга, будто юнцы, которых застали за любовной игрой. Но вскоре шаги затихли, и Кенельм печально вздохнул.

— Завтра наша армия выступает на север, — сказал он. — Я поеду с королём, буду охранять его джумарскую советницу. Не знаю, безопасно ли будет на этом посту или нет, но уже ничего не исправить. Дождись ночи. Твоя дверь заперта, но охраны нет. Направо по коридору — комнаты слуг, там сможешь найти одежду. У всех выходов из цитадели стоит стража, но здесь я уже ничем помочь не смогу.

— Ты помог уже всем, что мне требовалось. И, если мы никогда не увидимся… нет, нет, — она замотала головой. — Не хочу думать об этом! Всё, иди!

Кровь готова была закипеть, когда Кенельм повернулся и направился к двери. На какое-то мгновение Гита была готова остановить его — отдать заколку и остаться в заточении, но лишь на мгновение. Сидеть здесь и ждать своей участи — нет, это было непосильно для неё.

Даже дождаться ночи, как сказал хускэрл, было невероятно трудно.

Уже через минуту Гита скрежетала сталью, пытаясь отпереть тугую пружину в одном из браслетов. Найденный с помощью щепки путь оказался верен, но всё равно пришлось изрядно повозиться, прежде чем проклятый замок наконец щёлкнул и распался, обдав кожу холодком. Гита потёрла запястье, чувствуя, как холод сменяется огнём, обжигая кончики пальцев — это возвращалась магия, потоком пронёсшаяся сквозь освободившееся русло.

Второй браслет поддался куда легче, и вскоре Гита уже наслаждалась вновь обретённой силой. Вот только до ночи было ещё далеко.

Следующие несколько часов тянулись ещё дольше, чем дни до того. Раньше у Гиты не было определённости, она не знала, сколько ещё просидит в этой проклятой комнате, теперь же к этому прибавилось ожидание заветного часа. Но всё, что могла норна — это лежать и смотреть в потолок.

За неимением другого дела она стала продумывать план, впрочем, прекрасно понимая, что все эти мысли сродни поиску ледышки в снегу. Она не знала расположения комнат, не знала, где стоит стража, и вообще всё, что за дверью, лежало в тумане. У неё были только слова Кенельма, что справа — комнаты слуг. И в первую очередь следует отправиться туда, потому как выходить наружу в лёгком платье — самоубийство, даже для колдуньи. Конечно, Гита могла какое-то время поддерживать тепло в своём теле, но рано или поздно силы закончатся, а за ними кончится и её жизнь.

Часы пробили десять. Что ж, время начинать.

Её записи пропали, но Гита не зря считалась одной из сильнейших ведьм в столичном ковене — у неё была прекрасная память. К тому же долгая кропотливая работа по изучению новой магии дала свои плоды, упростив старые заклинания. Большинство из них были отработаны Гитой так, что она сумела бы сотворить любое даже спросонья.

После иттриевых кандалов тело с трудом отзывалось на вновь пущенный по нему поток силы. Гита слышала, что многие маги теряли способность колдовать, если слишком долго носили проклятые украшения, и вот сейчас получила возможность ощутить это на собственной шкуре. Нечего было и думать о тонкой работе с гоэтией в таком состоянии, так что норна сделала то, что делала когда-то давно, в самом начале своего обучения — села за стол и поставила перед собой зажжённую свечу. А потом, глубоко вдохнув, поднесла к ней руку.

По коже пробежали мурашки. Огонёк заколыхался и послушно погас, но Гита рассчитывала совсем не на это. Слишком грубо. Слишком сильный поток. Если она попробует колдовать сейчас, получится что угодно, но только не желаемое.

Ещё одна попытка — на этот раз обратная. Пламя вспыхнуло, на миг ослепив норну. Нет. Оно должно было разгореться медленно, аккуратно. Нужно ещё.

Она принялась гасить и зажигать свечу, раз за разом, пытаясь удержать пробудившуюся силу. Запястья ломило от забытых ощущений, мерзкий голосок шептал где-то в голове: «ничего не выйдет! Сейчас кто-нибудь зайдёт, увидит, что ты делаешь, и всё пойдёт прахом!». Но Гита знала, что никто не зайдёт. За все те дни, что она здесь провела, такого не случалось, так почему же должно случиться сейчас? А если и так, она всё равно сможет убить визитёра. Вопрос в том, удастся ли сделать это тихо.

Зажечь. Погасить. Зажечь. Погасить.

Каждый раз огонёк затухал всё более ровно, и загорался всё спокойнее.

Часы начали бить двенадцать, когда Гита, наконец, устало опустила руки. Погасший фитиль дымился перед ней, разъедая ноздри едким запахом. Норна взглянула на него — и мерцающая искорка тут же засияла, подчиняясь её воле. Секунда за секундой она разгоралась, пока, наконец, не показалось пламя.

— Всё равно не то, — прошептала Гита. Неделю назад она посмеялась бы над собой, увидев такую работу. Но выбирать не приходилось — или надеть браслеты снова и смиренно ждать своей участи, теряя магию с каждым днём, или попытаться вырвать свободу.