Тень Альбиона - Андрэ Нортон Страница 31

Если бы Уэссекс умер, не оставив потомства, этот наследник не унаследовал бы ни герцогских долгов, ни герцогской короны; при учреждении этого герцогства было особо оговорено, что титул герцогов Уэссекских передается только по прямой линии. Но за семьей сохранялось родовое графство, и новый граф Скатахский вряд ли стал бы особо горько скорбеть об утрате герцогского титула: графство было и древним, и богатым. Родовое гнездо Скатахов, Лаймондхайт, находилось среди диких и прекрасных холмов Чевиота, и двоюродный брат и предполагаемый наследник Уэссекса уже обосновался там, в соответствии с пожеланием самого герцога. Его оттуда не выгонят, даже если Уэссекс каким-нибудь немыслимым образом умудрится произвести на свет наследника титула.

Поймав себя на столь необычном повороте мыслей, Уэссекс покачал головой. Должно быть, пробуждение в неурочный час вызывает у человека чересчур причудливые фантазии; да тут еще и недавняя неожиданная встреча с бывшей нареченной невестой. К счастью, Роксбари явно стремится утратить свою свободу ничуть не более, чем Уэссекс — положить этой свободе конец.

Ну так что же такое прячется в этой груде бумаги, что Этелинг сходит с ума?

Уэссекс принялся безжалостно перекапывать оставшуюся почту: карточки с приглашением на приемы, наверняка беспросветно скучные; две толстые пачки писем, присланные с нарочным, — и путешествовали они отнюдь не в сумках с дипломатической почтой…

Ага! Вот оно. От бумаги исходил едва заметный солнечный запах цветущего апельсина — тот же самый, что и от ее одежд.

Она писала не часто, эта выдающаяся женщина, после смерти матери ставшая для Уэссекса центром всей его жизни. Когда Уэссекс благодаря своим уникальным дарованиям был призван на более широкую сцену деятельности, они по совместной договоренности решили, что писать письма в подобной ситуации практически бессмысленно. Он, исходя из соображений безопасности, не мог даже обиняками рассказывать, как именно проводит время, а то ограниченное пространство, в котором все еще перемещалась она, вряд ли могло представлять интерес для него, после столь дальних путешествий. А потому они решили хранить свои чувства особо: не погребать под грузом перемен, накапливающихся с каждой минутой, а приберегать для тех редких случаев, когда им удавалось пообщаться лично, как это было до того, как отец Уэссекса отправился следом за его матерью в холодное царство Аида.

Уэссекс помедлил немного, прежде чем распечатывать письмо от бабушки.

Почему она написала ему именно сейчас?

Он не приехал в Бат, чтобы отпраздновать с ней Рождество; по правде говоря, в это время он находился весьма далеко отсюда. Они не извещали друг друга о своих приездах и отъездах; фактически до получения этого письма, отправленного из Лондона, у Уэссекса были все основания полагать, что вдовствующая герцогиня все еще находится в Бате, где она имела обыкновение проводить зимние месяцы. В свою очередь, герцогиня, отправляя письмо в Олбани, никоим образом не могла быть уверена, что оно его там застанет; Уэссекс вернулся из Франции всего неделю назад, а до своей городской резиденции добрался лишь вчера вечером.

Любопытно. Достаточно любопытно, чтобы Этелинг решился его разбудить. Уэссекс вскрыл конверт и внимательно прочел бабушкино письмо. Деланное безразличие сменилось полнейшей озадаченностью, а затем откровенным ужасом. Герцог перечитал письмо — раз, потом другой.

Вдовствующая герцогиня желала видеть своего внука за чаем, во вторник, в половине третьего. Просьба — совершенно необычная, если не сказать уникальная, — не сопровождалась никакими объяснениями. Просто повеление явиться, и все.

И вторник, о котором шла речь, наступил сегодня.

— Этелинг! — На миг его светлостью завладела неприкрытая паника. Он вскочил из-за стола, напрочь позабыв о завтраке.

Слуга, все еще в фартуке — он одевался так для выполнения некоторых работ по дому, — мгновенно явился на зов.

— Я ошибся, — сурово произнес герцог. — Этот сюртук мне не подходит. И я не еду сегодня кататься верхом.

Сара Канингхэм, леди Роксбари — то есть, как напомнила она себе, полноправная маркиза Роксбари, — с раздражением и изумлением оглядела гардеробную комнату своего лондонского дома, до предела забитую сундуками. Некоторые из них, как радостно сообщили маркизе слуги, не извлекались с чердака Мункойна еще со времен ее бабушки.

Возможно, подумала Сара, она не совсем точно сообщила Нойли о своих намерениях. Возможно, горничная решила, что должна подготовить свою госпожу к поездке в Тимбукту.

С момента бала-маскарада в Мункойне прошло всего три дня, но, к счастью, Саре не пришлось за этот краткий промежуток времени упаковывать и перевозить на пятьдесят миль севернее все свое хозяйство. Нет, слуги давно уже готовились к ежегодному переезду маркизы Роксбари в Лондон, и как только позволило состояние дорог, великое множество сундуков, ящиков, пакетов и свертков было отослано вперед.

А потому на следующее утро после бала, когда Сара обнаружила, что Уэссекс и его приятель, Костюшко, сдав пленника в суд графства, так и не вернулись обратно, для маркизы не составило ни малейшей проблемы приказать подать карету и отбыть в Лондон a l'instant. [11]

Понадобилось три дня, чтобы добраться по неровным дорогам до Лондона, и у Сары было достаточно времени для обдумывания ситуации. Предположим, она сумеет отыскать Уэссекса. И что она ему скажет? Этот человек, Гамбит, наверняка уже растворился в толпе лондонцев, какую бы судьбу ни уготовил ему Уэссекс. И какое ей, собственно, дело до дальнейшей судьбы этого убийцы?

Но оставалась одна загадка. Ни во время первой их встречи с Уэссексом, ни при последующих — Сара не испытывала по отношению к нему ни малейшей влюбленности, и все же ей хотелось снова увидеть герцога — причем она сама не знала зачем. Она просто ощущала непреодолимое желание находиться рядом с ним.

Это очень странно. В конце концов, она вовсе не влюблена в этого человека, — а маркиза Роксбари вовсе не обязана кого-то ждать, даже ради того, чтобы доставить удовольствие герцогу Уэссекскому!

Возбуждение и страх, владевшие ею в вечер бала, и утомительная поездка в Лондон почти прогнали ощущение неуверенности. Каждый день Сара чувствовала себя все спокойнее и привычнее в роли леди Роксбари и перестала удивляться странным провалам в собственной памяти. Стоило ей что-нибудь забыть, как к ней тут же спешил с подсказкой кто-нибудь из слуг — или какой-нибудь гость еще охотнее подхватывал фразу маркизы и договаривал за нее.

Так что все было прекрасно.

Сара задумчиво смотрела на носок матерчатой туфельки, выглядывающий из-под подола неяркого утреннего наряда. Плотное зеленовато-голубое платье, скромно расшитое по лифу мелкими цветочками, прекрасно подходило для поездки, но в нем нельзя было показаться на глаза ни блистательному лондонскому свету, ни пышному двору короля Генриха Девятого Стюарта.