Тени Амиран. Черный рыцарь для неженки - Александра Мурри Страница 31

Здесь и сейчас. Все решится? Она узнает его ответ?

— Важного, по всему, не знаю. Расскажи? — коснулась ладонью его щеки, чувствуя покалывание отросшей темной щетины.

— Мы зависимы от медиаторов так же, как вы от экранов, если не больше. И если медиатора способен закрыть любой свободный экран, то для экрана, построившего стабильную, постоянную связь с одним медиатором, разорвать эту связь или вступить в подобную с другими — невозможно, не лишившись части себя.

Они были детьми, когда между ними зародилась связь медиатор-экран и началась настройка друг на друга. За прошедшие года эта связь сама по себе истончилась.

Как думал Эдам — исчезла. Ошибался.

Просто привык держать дистанцию со всеми, особенно с одаренными. Главная жизненная установка, так сказать.

...Однажды он влюбился в одаренную. Слабую. Она прекрасно, в принципе, жила и без экрана. Но он влюбился. Захотел и позволил себе эту слабость.

Потом узнал, что у нее разделение обязанностей: для постели и релакса — он, для общественной жизни — другой, для карьеры — третий.

— А на что ты рассчитывал? — спросила его та одаренная.

Рори скомкала в ладонях рубашку на его груди. Слушать о его прошлом — больно.

— Однажды открывшись, впустив медиатора в себя, свою энергетику экраны настраивают полностью на него. Перестроиться — требует неимоверных усилий. Те из нас, кто пробовал, молчат, лишь предупреждая быть осторожнее. Не кидаться в омут с головой, пока точно не будешь уверен во взаимности.

Ее ладони на груди Эдама ощущают жар, и, несмотря на это, пальцы Рори ледяные. От его глухого, тихого голоса они еще больше деревенели, напряженные так, что начинали болеть.

— Это с экранами из нормального мира. Амирановцы сложнее. В монастыре нас меняли, лишали личного, человеческого. Одну за другой... Сначала светлые, такие, как возможность радоваться, предвкушать, быть благодарным... Потом остальные — страх, гнев. Осталась холодная расчетливая ярость.

Ледяное пламя, стабильно наготове, дотронься — ужалит.

Они будто накрывали наши чувства вуалью, занавесью, отделяющей меня — разум и дар, от меня — живого и чувствующего. Выжил — я наблюдающий, просто отмечал происходящее.

...Мы больше не плакали. Не смеялись. Не дрались.

Имелся лишь один канал, ниточка, по которой мы остались в состоянии что-либо принимать. Медиаторы.

Детей скрепляли парами. После одиночной «учебы» и параллельно с ней проводили сеансы по двое. Проверялось, экспериментировалось, какие пары более сильные, кто кому больше подходит. Измерялось. Тестировалось. Документировалось.

Рори не помнила этого. Не в том возрасте была, да и защитные механизмы психики поспособствовали забвению.

Эдам же помнил серые и холодные каменные стены помещения, приборы, запертые в отдельном крыле монастыря. Помнил ощущения и их отсутствие... Факты.

Помнил, что ни с кем не уживался. Никому не подходил. И ему никто не подходил. Слишком отмороженный, лед экрана непробиваемой толщины.

— Но потом появилась ты. И мне стало... любопытно, наверное. Я первым нашел тебя. Через страх. Его ниточка привела меня на тот этаж, где ты умудрилась заплутать. Первая эмоция, что я в полной мере ощутил спустя полтора года в монастыре, — твой страх.

Боялась Рори, впервые попав в Амиран, видимо, очень и очень сильно.

Да и сейчас ее уже потряхивало.

— Он не давал мне покоя. Он был настолько всеобъемлющим, что не оставлял места ничему иному. И я решил его убрать. Подвинуть, для начала.

Эмоции будят притяжение, жажду. И дурманят голову.

— Мы не помним прежних, тех, что испытывали до вмешательства Настоятельницы. Но новые, получаемые от медиатора — опьяняют.

Он не говорил воспитателям об образовавшейся связи. Если быть точным, Эдам в то время вообще не говорил. Не хотел.

Начал — с Неженкой.

Рори уговаривала себя молчать. Слушать и не плакать. Дышала через раз. Но пальцы ее в обход разума сначала скомкали, измяли рубашку Эдама, а потом и вовсе скользнули под ткань и сошлись за спиной мужчины. Щекой она прижималась к его груди, ощутила, как от ее касания к обнаженной коже по его телу прошла дрожь. Ее собственное сердце стучало галопом.

— Ты снова попалась мне, Неженка, — он также не размыкал рук на ее теле, носом водил по макушке, за ухом, чередуя нехитрую ласку с поцелуями.

— Теперь ты понимаешь, что не отпущу? Если ты выбираешь меня, то дороги назад у тебя нет.

Хотел напугать? Рори сильнее прижалась к нему.

— Я давно выбрала тебя. И не ищу дороги назад.

Нелепое сравнение, но в голове возник образ снеговика или ледяного чудища, которое оттаивает по капельке, приобретает человеческие черты.

Веселый. Смелый. Страстный. Умный. Ироничный. И добрый. Для нее он — такой.

Ее.

Спокойный. Уравновешенный и умеет держать себя в руках, что в данную минуту играет против Рори.

Аврора рассказывала, что экраны сложно, почти невозможно пробить на чувства. Замороженные — так их называла.

— Помимо экрана, ты получишь от меня контроль. Это работает так — я защищаю, а ты послушна мне.

Наверняка найдутся лазейки.

— Поняла. Согласна. Иди уже ко мне, — Рори потянула его за жесткий ворот, желая, наконец-то, настоящего поцелуя. Прекратить этот изматывающий разговор.

А Эдам вдруг захохотал, громко и счастливо, запрокинув голову. Поднял Рори за талию и закружил по комнате. Рори так же легко засмеялась, глядя в любимые глаза сверху вниз.

Необычный ракурс. Ей нравится. Надо будет попробовать, чтобы она была сверху в положении лежа.

Поняла, о чем думает, и покраснела до ушей.

С Эдамом ей самые неприличные мысли лезли в голову.

— Послушная моя.

— Я еще и понятливая.

— Нетерпеливая.

Все правда, она такая. И не собирается перед ним притворяться иной.

— Нежная, ласковая... Вредная, вкусная...

Поставил на ноги, позволив соскользнуть по своему телу вниз. Провел рукой по ее спине, заставляя выгнуться, прижаться плотнее.

— Такая отзывчивая, Неженка.

Его руки коснулись голой кожи на пояснице, пробравшись под блузку. Проверить, так ли нежна ее кожа, как выглядит. Он дурел от ее запаха, от мягкости. И жадничал.