Другое завтра. Хроники города, которого нет - Кали Эн Страница 29

Сейчас я ненавижу голубой.

– Правда? О какой правде идёт речь? Как я могу верить человеку, который предал не только меня, но и свой народ, вступив в группу психопатов убивающих людей? Человеку, который врал мне, смотря прямо в глаза? Два года. Прошло два года, Йен. Если бы ты хотел, то вернулся бы намного раньше. Но ты пришёл только сейчас. И с твоим приходом сразу стали происходить эти ужасные события. Почему именно сейчас?

– Потому что я не мог прийти раньше.

Не знаю, что это было, накопленный стресс или у меня уже просто съехала крыша, но я не могла остановить свой смех. Мне до боли в животе было смешно от всего происходящего вокруг. На любой мой вопрос он, как всегда, дал односложный ответ.

– Исчерпывающе, – сквозь смех, проговорила я.

Йен смотрел на меня настороженным взглядом и медленно направлялся ко мне.

– Ева, ты многого не знаешь.

В момент, перестав смеяться, я сказала:

– Я знаю достаточно, чтобы понять, как сильно ошибалась насчёт тебя. Когда-то я считала тебя героем. Но никакой ты не герой, Йен Хант. Ты обычный слабак и трус, не знающий, что такое преданность и любовь… – последние слова, я сказала ему в лицо, которое уже было в каких-то пару сантиметров от меня. Находясь прижатой к входной двери, я ощущала как надо мной возвышалось напряжённое тело Йена. Его лицо было сосредоточенным. Жёсткая линия губ выдавала в нём гнев, а расширенные зрачки глаз говорили о том, что последние слова зацепили сильнее, чем я могла себе представить.

– Ева… остановись, ты можешь потом пожалеть о сказанных словах. Я перед тобой сильно виноват. И я жалею каждый день, что поступил тогда именно так, а не иначе. Но я виноват только перед тобой. Остальных это никак не касается. Так что не нужно говорить о том, о чём не знаешь.

Слова все разом закончились. Видимо, тот, кто отвечал в моей голове за их поток, решил устроить себе перерыв. Либо просто сбежал, отказываясь участвовать в продолжении этой словесной перепалки.

Он был слишком близко. Непозволительно близко. Где-то в груди стало просыпаться давно забытое чувство, от которого я пыталась избавиться все эти два года. Оно осторожно пробиралось через руины моей безмятежности, не догадываясь, какая встреча ждёт его дальше.

Йен опустил взгляд на мои губы, а его рука медленно коснулась щёки.

Затаив дыхание, я прислушалась к себе, пытаясь понять, что чувствую. Беглец внутри меня, хотел прорваться в самый центр, туда, где главная мышца моего организма беспрерывно качает кровь. И у него бы это получилось, если бы не одно но – эти два года не сотрёшь.

Дыхание Йена участилось, и мягко взяв рукой мою голову, он стал приближаться к моим губам. Я смотрела в его глаза и чувствовала запах, с которым когда-то каждый вечер засыпала. Он не изменился. Казалось, он стал ещё острее и ярче.

Когда я почувствовала его дыхание на своей коже, а между нами оставалось пару жалких миллиметров, дёрнула ручку и вылетела из камеры, захлопнув дверь прямо перед его лицом.

Я шла на автомате, не обращая внимания на прохожих, на солдат, которые приветствовали меня. Мне хотелось скрыться. Боль, злость и это ненужное чувство, которое возникло, снова сделали меня уязвимой. Всё что было сейчас во мне заставляло тело трястись, как если бы я выпила подряд десять кружек с кофе. Место, которого он касался, до сих пор горело огнём, а сердце издавало сто пятьдесят ударов в минуту. Мне казалось, что если посмотреть на мою грудную клетку, то можно будет увидеть его очертания.

* * *

Упираясь руками на стол, Джеймс стоял, свесив голову вниз, никак не реагируя на скрип входной двери и на шум моих шагов, которые последовали после.

– Что сказал генерал Хоггарт? – бросив свою куртку на кровать, стала снимать здоровой рукой ботинки.

– Ничего нового, – сухим тоном произнёс он.

– Ясно. Тогда я в душ, – подхватив полотенце, направилась в ванную комнату.

– Почему ты так долго шла к себе? – повернув голову в мою сторону, Джеймс внимательно посмотрел на меня.

– Мне нужно было проветриться.

– Помимо нападения на твой город, тебя волнует что-то ещё.

– О чём ты?

– Об этом, – отойдя от стола, он показал на потрёпанную временем картонную коробку.

– Ты рылся в моих вещах?

– Нет, я хотел лишь почистить твоё оружие, чтобы на время занять руки и не думать о всём этом дерьме, что происходит. И наткнулся на это. Учитывая, как она спрятана, тебе важны вещи, что находятся в ней, – в конце фразы, он открыл крышку коробки. – Самое интересное, что здесь есть разорванное письмо. Я даже гадать не стану от кого оно, – его голос был сухим и уставшим.

Втянув носом воздух и положив на стул полотенце, потому что, видимо, мой поход в душ переносится на неопределённое время, я спросила:

– Что ты хочешь услышать, Джеймс?

– Я пытаюсь понять, зачем тебе хранить это письмо, если ты его разорвала?

– Я не хочу говорить на эту тему.

– Для тебя оно что-то значит? – подцепив куски бумаги из коробки, он высыпал их на стол.

– Нет.

– Не ври мне. С тобой что-то происходит, Ева, я не слепой. Что? Снова проснулась, забытая любовь? – с нездоровой издёвкой произнёс он.

– Хватит. Ты начинаешь переступать грань, – твёрдо произнесла я.

– А я всегда только это и делаю, пытаюсь переступить грань, чтобы понять тебя. Как только мы касаемся темы твоего прошлого, Дерека и этого Ханта, ты сразу замыкаешься в себе. Думаешь мне не больно на это смотреть? Не больно от того, что девушка, которую я люблю, а я люблю тебя, Ева, если ты ещё этого не поняла, не доверяет мне. Не открывает свою боль и страх, чтобы наконец-то освободиться от них. Так ответь мне, это письмо для тебя что-то значит?

Он смотрел на меня и ждал. Ждал ответа, которого не последует. Всего его слова были правдой и неправдой в то же время. Я сама не понимала себя. Не понимала, за что получила его любовь. Всё в какой-то момент смешалось в одну непонятную массу, в которой я тонула. Можно ли подобрать слова для ответа, которого нет. Сказать, что это все заблуждение. Что это письмо для меня ничего не значит. Но правда в том, что оно значило для меня многое. И тут нет места когда-то моей любви к Йену. Это письмо напоминает мне о человеческом несовершенстве. О том, о чём люди решают молчать. Мы сами чертим себе границы, за которые боимся переступить. Но мы переступаем их. Храним вещи, что напоминают нам о боли, о которой хотим забыть. Отдаляемся от привычных действий, что совершали в период большого счастья, закончившего безграничной скорбью. Но прокручиваем их воспоминания, чтобы попасть в это время хотя бы так. Хотя бы в голове. Хотя бы на мгновение.

Последующий наш диалог напоминал пинг-понг.

– Я не знаю, что тебе ответить.