Новый день - Акулина Страница 24

Сияние и ощущение голографических отражений, цветного красочного воздуха с каждым шагом всё усиливалось, и она чуть не прыгала от восторга, так это было красиво! Она и не подумала остановиться, когда подошла к золочёной арке – в воздухе было волнение цвета, будто колыхались голубые прозрачные волны в золотистом море… И самым удивительным и чудесным казалось то, что под аркой сквозь эту призрачность виднелось отражение самой Эрики!

Мельком взглянув по сторонам и немного огорчившись, что рядом нет никого, кто бы заметил её триумф – прохождение сквозь сияние света и переливы цветов, – она гордо шагнула вперёд. Но если бы перед этим шагом она догадалась бы оглянуться назад, то возможно, была б сейчас совсем в другом месте, более приятном для себя, ведь позади неё вполне недвусмысленно чернел тоннель, который она прошла, с давно угасшим сиянием. А было ли оно?..

***

Доминик очнулась. Ледяной пот стекал по вискам, лицо было холодно, как мраморная плита, к которой она прижалась. За плечи её тряс встревоженный Заир.

– Кажется, я потеряла счёт времени… – провела она дрожащей рукой по лицу.

– Прошло почти два часа.

«А как будто целая вечность…», – отрешённо подумала она, начиная ощущать озноб. Осунувшаяся, бледная, она позволила отвести себя обратно во дворец.

Эта поездка ударила по ней так, как она и сама не ожидала – вновь прочувствовав тот злосчастный день, она как будто снова окунулась в безнадежное море отчаяния. Ей больше не хотелось ничего, и она даже перестала есть – так сильно она желала вернуться обратно и так горько было заново осознать, что окружающее на самом деле явь, которую она не выбирала.

Она ослабела. Казалось, что жизнь потихоньку утекает из неё, но это просто она сама – не хотела жить, здесь, в этом веке, потому что безнадежно любила своё время.

Одной ночью, очнувшись от бредового состояния, которое в последние дни не оставляло её, она услышала рыдания.

– Ох, госпожа, боролись бы вы! – тихонько причитала Бухзатан, сидя у её ног. – Всемилостивый дал вам жизнь, а вы ничего не кушаете и оттого угасаете! Захочет ли он подарить вам райский край, если вы так не дорожите первым его подарком?..

В голове Доминик вдруг заметались мысли, которые когда-то были важны для неё: «Бороться… Бороться за жизнь, чтобы быть с теми, кого любишь… Бороться и жить, чтобы те, кто любит тебя, становились счастливы… Быть счастливым, видя счастье других… Бороться за жизнь…».

Несколько дней она почти не вставала с постели. Но одна эта ночь многое изменила, и теперь она пошла на поправку. Как тогда – много лет назад, когда, полная отчаяния, слушала слова мудрого друга, слова, способные дать надежду и веру.

Пьер каждый день стоял у её покоев – внутрь ему заходить не позволяли, и, чтобы выяснить о её состоянии, он терпеливо ждал, когда мимо пройдёт Заир аль-Хикмет. Обычно тот был немногословен с ним, но, понимая его беспокойство, в эти дни позволял себе рассказывать ему новости. Ещё у покоев иногда дежурил Ирфан – страж, поначалу обвиненный в краже кольца чужеземца, но после того, как Доминик сообщила Заиру, что виновны были Тураб и Мустафа, оправданный. Теперь он с благодарностью служил у Заира, и потому Пьер, бывало, обращался и к нему.

В этот раз он также был у дверей, и, увидев визиря, попросил, чтобы его пропустили. Тот качнул головой, показывая, что вход воспрещён; но сам он направлялся именно туда – со слов служанок он знал, что госпожа чувствует себя много лучше и даже вышла из спальни и сидит теперь в одной из комнат, и решил, что может лично навестить её.

Когда он входил к ней, он был обеспокоен – ему казалось, что он понял причины её болезни, и потому весьма нервничал, не желая услышать этому подтверждение. «Если она любила Онфруа… нет, если она сейчас любит его, я не смогу вернуть её к жизни, ведь хватка мёртвых сильнее. И что тогда я скажу владыке?..», – подумал он встревоженно, но, увидев Доминик, тут же стёр тревогу с лица и в глазах его появилась теплота.

– Ты как? – мягко спросил он.

Она посмотрела на него отрешённо и немного удивлённо – будто резко и неожиданно для неё окончилось длинное путешествие или словно после одиночества в жёлтой пустыне внезапно заметила, что вокруг много людей. Задумавшись, она не ответила, но Заир ждал слов, и губы зашевелились сами, даже не понимая, что говорят:

– Это воспоминания… Они гложут, питаясь моей силой. Это они кружат передо мной, показывают, где я должна быть… потому что не здесь…

– А где ты должна быть?

Она молчала.

– Рядом с Онфруа? – настороженно уточнил он.

Внезапно тихая улыбка на миг озарила её лицо и тут же скрылась.

– Этот мир без него пуст…

Её глаза наполнились светом, когда она опустилась в глубину воспоминаний – как будто оказалась перед маленьким уютным домиком, где они хранились, с большими витражными стёклами, через которые в её глаза падал мягкий свет, позволяя на них смотреть… Такие тёплые, такие добрые…

Но только на миг. А потом – перед ней снова был бесконечный песок, от одного вида которого першит в пересохшем горле… Как она ненавидела это место! – из-за страха, что не властна над судьбой, из-за ужаса, что не может ничего изменить, ничего поменять, ничего – вернуть… Сколько раз она приезжала туда, надеясь, что вот теперь там появится что-то – колыхание света, золочёная арка… Но ни разу песок так ничем и не напомнил о том, что здесь когда-то произошло! Тогда, давно, когда в пространстве появился силуэт и остался лежать на песке, только проезжавший мимо Онфруа застал это мгновение. Это он спас её от отчаяния и помог выжить, помог найти силы и подарил новое имя, чтобы когда-нибудь она сумела забыть своё прошлое, если не сможет вернуться в свой век.

«Он знал, что могу остаться здесь навсегда. Но верил и в то, что могу вернуться обратно… Это было самой сильной верой в меня и самой верной моей надеждой!», – беззвучно произнесли её губы.

– Мир без него пуст… – глухо повторил визирь, опершись кулаком на стол.

Доминик вдруг удивлённо посмотрела на него, будто только сейчас заметила его присутствие.

– Но я хочу жить. У меня ведь другой путь, – произнесла она, пытаясь самой себе напомнить о том, что она всегда хотела жить. Красиво и весело или грустно и печально, но жить – ведь это дар небес!

Они недолго поговорили в этот раз, но покидал её Заир гораздо более воодушевлённый – он так и не понял, что тянуло Доминик к могиле Онфруа, но знал уже наверняка, что сердце её не занято.

А она вернулась в спальню. Устало присев у стола, она медленно окунула перо в чернильницу, желая выплеснуть хоть немного раздирающих душу чувств, тоски и боли, на бумагу. Но их было столько, что в этом хаосе сложить мысли в слова не удавалось. Несколько раз пальцы дёрнулись, чтобы написать: «Пустота», но сам лист и так красноречиво говорил об этом, и она замирала…