Няня для наследницы, или Ненавижу драконов! - Алена Ягинская Страница 23

А вот мысль о том, что в замке кто-то может попытаться навредить ребенку, никто развеять не мог.

По длительным размышлениям Светлана исключила из списка подозреваемых лордов Немекзара и Феарлесса, решив, что им проще было дождаться смерти наследницы, ничего не предпринимая, чем выкладываться в проведенном ритуале.

Она выяснила, что драконы провели ритуал призыва души. Родовая магия Правящих неподвластна чужим воздействиям, и, несмотря на то, что наследницу целенаправленно ослабляли, давая ей цикунию, сломать ее ментальные щиты драконы так и не смогли.

Лишь объединив усилия они с трудом пробили брешь в защите, через которую Светлане удалось «достучаться» до сознания драконочки и уговорить ее снять щиты и открыться воздействию из-вне.

Вспоминая их с Аэликой мысленный диалог, Светлана гадала, кто мог внушить ребенку мысль о том, что она недостойна править. Ведь насколько Светлана разобралась в ситуации, хоть родители Аэлику любили и баловали, воспитывали они ее в нужном ключе — как правительницу. Когда все пошло не так? Почему драконы не считаются с наследницей?

Иногда девушка задумывалась о том, чтобы связаться с «божественными сущностями» и задать им эти вопросы, но подозрение, что связь может оказаться одноразовой, охлаждала ее пыл, и она берегла эту возможность на крайний случай.

Когда Аэлика в очередной раз послушно выпила предложенный отвар и уснула, Светлана поправила подушки, подоткнула одеяло, устраивая наследницу поудобнее, погладила по волосам и тихо вышла из спальни. Она намеревалась пойти в целительское крыло, но далеко уйти Светлане не дали.

В гостиной поджидал лорд Феарлесс собственной персоной. В спальню наследницы он не входил, поскольку лорд Снуффорд строжайше запретил кому бы то ни было подходить к Аэлике, кроме Светланы.

— Мне доложили, что Аэлике лучше, ее аура почти восстановилась. Скоро начнется и физическая регенерация. Через пару дней ей разрешат разговаривать. Вы же помните о нашей договоренности, мисс Саммерс? — с ходу начал самый наглый из драконов.

— Добрый день, лорд Феарлесс. — Светлана привычно присела в легком реверансе и опустила глаза. — Да, я помню о договоренности, лорд Феарлесс.

— Куда вы сейчас?

— В целительское крыло, лорд Феарлесс.

— Хорошо. Можете идти, мисс Саммерс.

Дракон чуть-чуть сдвинулся с прохода, который он до этого успешно перекрывал, и Светлане ничего не оставалось, как сделать еще один поклон и протиснуться рядом. Настолько близко, что женщине показалось, что ее буквально облепил запах дракона. Нет, аромат не показался ей неприятным, резким или отталкивающим, скорее наоборот, легкие терпкие нотки слегка будоражили, но он не пропал, даже когда Светлана отошла достаточно далеко. Более того, он будто прилип к телу. Ощущать на себе чужой запах было настолько некомфортно, что Светлана сменила курс, решив сначала отправиться к себе, чтобы принять душ. Ведь у целителей ее ждал Он — ее синеглазый капитан, а идти с таким шлейфом было выше ее сил.

* * *

Вообще, поначалу после ритуала Светлана постоянно смущалась, чувствуя на себе взгляды драконов — главы клана и его друга. Женщину это нервировало, ей казалось, что драконы что-то подозревают. Потом она привыкла. Решила, что драконам когда-нибудь надоест буравить ей спину, и они успокоятся.

Но нет. К пристальным взглядам добавились попытки добиться, чтобы Светлана смотрела им в глаза. Вэррион Немекзар для этого сначала обращался к ней, а потом держал паузу до тех пор, пока она не отрывалась от разглядывания своих туфель, узоров на ковре, столовых приборов или чего еще там внизу можно рассматривать… От взгляда в его янтарно-желтые глаза с вытянутым вертикально зрачком у нее по коже неизменно начинала носиться сотня мурашек, но и к этому Светлана привыкла.

Лорд Рамон Феарлесс действовал еще проще:

— Мисс Саммерс, взгляните на меня! — без зазрения совести требовал он, встречаясь со Светланой. От его болотно-зеленых глаз с таким же пугающим вертикальным зрачком по телу Светланы разливался жар. Это было еще неприятнее, чем мурашки, потому что разом вспыхнувшие щеки и уши скрыть не удавалось.

Неудивительно, что никто из прислуги никогда не поднимал глаз на драконов. Поэтому и Светлана в последнее время предпочитала скрываться в целительском крыле или в покоях Аэлики.

В лазарете лордам было находиться не по статусу, а Светлане это приносило огромное удовольствие, тем более там был синеглазый капитан.

С ним она забывал обо всем. Проблемы, тревоги, печали, сомнения — все отступало на второй план, стоило ей оказаться рядом с мужчиной.

Сначала их общение было коротким, они лишь перебрасывались парой слов. Но однажды капитан начал рассказывать какую-то историю, да так живо, эмоционально, что Светлана заслушалась.

С тех пор она все чаще заглядывала к пациенту, тем более что тот тяжело шел на поправку. Господин Трумен тер очки и сокрушенно качал головой, но то ли его магия недостаточно хорошо действовала на больного, то ли были другие причины, но при общем удовлетворительном самочувствии, капитан прихрамывал, и рука его отказывалась действовать в полную силу. Поэтому господина Лисарта «не выписывали», он находился в целительском крыле, но дважды в день выходил во двор тренироваться.

Светлана специально старалась в это время тоже выйти во двор полюбоваться на предмет своей симпатии. Она довольно скоро поняла, что капитан ей очень даже нравится, ее чисто по-женски влечет к нему, но шагов к сближению не предпринимала, памятуя о прошлом опыте отношений. Она предпочитала тихо и незаметно наблюдать за тренировками, ей нравилось видеть, как перекатываются мышцы на сильных руках, следила, затаив дыхание, как капельки пота стекают по обнаженному торсу, любовалась, как после боя он окатывает себя водой и вытирает влажные пряди волос…

Если он замечал ее, то улыбался открыто, светло и радостно, так, что Светлане казалось, что в его глазах зажигается солнце, и она молча улыбалась в ответ.

Со временем они становились все ближе, и Светлана стала ловить себя на мысли, что ей до безумия хочется ему все рассказать: о своих подозрениях и страхах, о драконах и об Аэлике, поделиться тем, что она чужая здесь… Последнее действовало на Светлану отрезвляюще, и она каждый раз прикусывала свой язычок. «Нет, нет. Такое никому нельзя рассказывать!» И она прижималась теснее к мужчине, склоняла голову к его плечу, улыбалась его шуткам и… молчала. Иногда он, с нежностью заглядывая ей в глаза, спрашивал, отчего же она грустит, и в такие моменты внутренний голос шептал ей: «Доверься ему! Расскажи ему все! Он тот, кто выслушает и все поймет!» Но Светлана была тверда и отвечала нейтральным: «Раненые все прибывают, мне страшно…» или «Моя подопечная в тяжелом состоянии, я не знаю, что будет дальше, от этого мне грустно…» Тогда он просто обнимал ее за плечи и прижимал к себе, а Светлане было горько от того, что она не может ничего ему рассказать. Она нежилась в сильных руках и думала о том, что ей так хочется с кем-то поделиться тем, что тревожит ее на самом деле.