Сестры Гримм - Менна Ван Прааг Страница 22

– Узнать меня? – Беа прищуривает глаза. – Чтобы потом попытаться…

– Нет, нет же. – Он всплескивает руками и отходит на шаг назад. – Что вы. Просто… в вас есть нечто такое… Меня к вам влечет, но не в этом смысле. Просто хочется провести с вами какое-то время, если вы позволите. Я хочу узнать вас хоть немного лучше, только и всего.

Беа смотрит на него с таким видом, будто даже не могла себе представить такой жалкий ответ, и идет дальше.

– А я не хочу тебя знать, – не оглядываясь, бросает она. – Так что будь добр, отвали.

Ей удается расслабиться, только убедившись, что он не идет следом. Из ее плеч уходит напряжение, и она перемещает взгляд на стоящие вдоль Тринити-стрит фахверковые здания в стиле эпохи Тюдоров. На их оконных карнизах толкутся кучки голубей, стены украшены горгульями и скульптурными изображениями выдающихся исторических деятелей – исключительно мужчин в несуразных каменных шляпах и чулках.

На минуту Беа вдруг начинает казаться, что она слышит и понимает язык птиц, что надо только прислушаться, и ей станет понятно, что они хотят сказать – веселый щебет радости, низкое печальное карканье, кокетливое чириканье… Затем она внушает себе перестать предаваться пустым фантазиям и спешит дальше.

4.31 пополудни – Лиана

– Замуж? Она хочет, чтобы ты вышла замуж? – Кумико соскальзывает на край кровати. – За мужчину? Это же чистое безумие.

– Ну… – Лиану охватывает желание оправдаться, хотя она много раз говорила себе то же самое, что сейчас сказала Кумико. – Вообще-то браки, устраиваемые родственниками, существуют во многих культурах, не так ли? В Гане такое случается нередко, во всяком случае, так было прежде…

– Я не об этом. – Кумико бьет пятками по деревянной боковине кровати. – Я не ставлю под сомнение договорные браки в общем, как институт, просто в твоем случае… – Она пристально смотрит на девушку. – Ты же сказала ей про нас, не так ли?

Сидящая на полу Лиана играет с бахромой ковра Кумико, начав сплетать черную шерсть в косу.

Ее возюбленная сощуривает глаза.

– Ты так и не сказала.

– Разумеется, сказала. И еще сказала, что скорее пойду работать в ночную смену в супермаркет «Теско», чем соглашусь соблазнить какого-нибудь легковерного старого пердуна, чтобы он оставил мне половину своих богатств.

– И что на это ответила тетя?

– Она заявила, что я не продержусь на работе и недели. Сказала, что взяла бы соблазнение на себя, если бы могла. Но…

Кумико соскальзывает на пол.

– Но что?

– Что-то насчет пердунов и красоток… – Лиана пожимает плечами. – Уже не помню.

– Все ты помнишь, – говорит Кумико, придвинувшись ближе и закинув ногу за спину Лианы.

Та только грустно вздыхает.

– Ньяша говорит, что богатому старому пердуну не нужна перезрелая красотка, ему нужна…

Кумико вскидывает одну бровь, и та исчезает под ее шелковистой черной челкой.

– Ты.

Лиана сжимает лодыжку девушки.

– Наверное. Она была тогда пьяна. Как бы то ни было, я завтра же подам заявление на работу в «Теско».

Кумико переплетает свои пальцы с пальцами Лианы.

– Боюсь, в этом я вынуждена с ней согласиться. Ты не продержишься в «Теско» и недели.

– Да ладно тебе, – протестует Лиана, сложив руки на груди. – Какого чер…

– О, Ана, я люблю тебя, но ты не сможешь работать в «Теско».

– Почему это не смогу?

– А ты когда-нибудь в своей жизни ишачила хотя бы один день на тяжелой работе?

– Что? Я же тренировалась изо всех сил, чтобы завоевать олимпийскую медаль в плавании, – говорит Лиана. – Что может быть тяжелее?

– Да, но такие вещи приносят радость, воодушевляют, а работа в супермаркете – это чистая тягомотина. – Кумико подается вперед, остановившись в дюйме от губ своей девушки. – Боюсь, ты годишься только для двух вещей, моя дорогая. Первая – это рисование, а вторая…

– Как же ты любишь дразнить. – Лиана целует Кумико. – Ты…

Телефон в кармане Аны вдруг вибрирует и гудит. Она спешит достать его, опрокинувшись на пол сама, опрокинув любимую и едва не ударившись головой о кровать.

– Черт, черт. – Лиана вбивает пароль и открывает свою электронную почту.

Вот оно. Единственное непрочитанное письмо, ответ из «Слейда». Увидев начало первого предложения, но не рассмотрев его конца, она делает глубокий вздох, шепчет молитву, затем щелкает по письму.

От кого: доктора Мартина Конвея, admissions@ucl.co.uk

Кому: Лиане Мириро Чивеше, liyana333@gmail.com

Уважаемая мисс Чивеше!

Спасибо за Ваш запрос о сохранении Вашего места для изучения изобразительного искусства в Художественной школе «Слейд». Мы понимаем, что Ваши обстоятельства неожиданно изменились, но вынуждены сообщить Вам, что мы не можем…

Лиана закрывает глаза. И все поднимавшаяся волна ужаса наконец обрушивается на нее со всей своей силой.

11.59 пополудни – Лео

Лео по-прежнему видит сны, что удивляет и пугает его. Может, он всегда видел сны, каждую ночь своей жизни на Земле, просто не мог вспомнить их наутро? Возможно ли это? Наверняка нет, ведь у него не вполне человеческое тело и не совсем человеческий ум. Ему в голову вдруг приходит строчка из «Гамлета»: «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам» Так что все возможно, все.

Ему снится Голди, но каждый раз он просыпается перед самым соприкосновением их губ, и это вызывает у него одновременно досаду и облегчение. Досада вполне естественна, а облегчение объясняется знанием того, что именно случится после их поцелуя, поэтому парню больше не хочется об этом думать.

За свою короткую жизнь Лео убил в Навечье столько женщин, что уже не готов был всех вспомнить. В иные годы больше, в иные меньше, в зависимости от обстоятельств. В первые месяцы после гибели Кристофера он особенно разошелся и убивал, убивал. Парень готовился к каждой ночи начала первой четверти луны так тщательно, словно тренировался для участия в бое за звание чемпиона мира по боксу в тяжелом весе. Каждое утро по нескольку часов медитировал, оттачивая точность и силу всех своих чувств, каждый вечер пробегал по нескольку миль, время от времени останавливая бег, чтобы убрать со своего пути препятствие – ударами ноги опрокидывал урны, ломал велосипеды, гонялся за коровами, пасущимися на лугах. Каждую ночь бродил по улицам, чувствуя, как зудит его кожа от желания мучить и увечить, от стремления причинить столько жестоких смертей, сколько позволят его воображение и навыки убийств.