Битва за Лукоморье. Книга I - Роман Папсуев Страница 20

От большой изразцовой печи исходило уютное тепло, ясно горели свечи в Охотничьей зале, бросая ярко-оранжевые отсветы на лица короля и царя, что сидели друг напротив друга и вели неспешную беседу. Придворные давно разбрелись, слуг венценосцы отпустили и теперь вовсю наслаждались столь редкой для них свободой.

– А помнишь, дружище Годимир, как мы чуть поединок не устроили из-за матушкиной фрейлины? – Дарослав, король Измигуна, развалился в кресле, закинув ногу на подлокотник.

Годимир Твердославович, государь соседних Черговских земель, глотнул из кубка и нахмурился, припоминая.

– Да, красотка была – поискать… Как бишь ее звали-то?

– Да хоть убей, не помню. – Дарослав озадаченно взглянул на сотрапезника. – Эх, молодость, молодость…

Молодость и впрямь была бурной. Принц с царевичем встретились и сдружились в южных землях, вместе пережив немало приключений, то забавных, то смертельно опасных. Вот уже почти двадцать лет прошло, оба давно остепенились, на троны уселись, короны надели, а дружбу умудрились сохранить, хоть и виделись не так часто, как хотелось. Царства да королевства требуют и времени и сил, которых с годами не прибавляется.

Приезд Годимира по делам государственным пришелся как нельзя кстати: и вопросы о вольном городе на границе решили, и союзнический договор продлили, а после трудов праведных отчего ж не отдохнуть, не расслабиться, припомнив молодость. Вот и устроил Дарослав для друга-союзника после общего застолья свое, домашнее.

Рядом с правителями стоял большой стол, целиком заваленный всевозможной снедью и заставленный кувшинами, бутылями, кубками да чарками – ведь что за душевный разговор без крепкого вина и хороших закусок?

– Отведаем-ка сливовицы, отменно вышла, пятилетней выдержки. – Дарослав передал новый кубок царю и поднял свой. – За молодость нашу буйную и выпьем! Ты ведь женился спустя год, как мы вернулись, да и я вскорости с Терезой свадьбу сыграл. С тех пор уж не до проказ, да? – Глотнув крепкого напитка, король крякнул, отер седеющие усы и усмехнулся. – Веришь, поглядеть иной раз в сторону красотки побаиваюсь, уж больно моя ревнива. Чуть что – скандал, сил никаких нет…

– Это женщины умеют, – кивнул царь, отставляя мигом осушенный кубок. – Моя Любава, покойница, бывало, как глянет… Молча, слова не промолвит, а охота тут же в ноги бухнуться да прощения просить неведомо за что. – Он вдруг нагнулся и достал из-за кресла предусмотрительно оставленный слугами довольно большой бочонок. – Пригуби-ка, друг Дарослав, зелена вина. Даром что ли вез в такую даль? На тридцати трех травах настояно, ото всего помогает, и от хворей желудочных, и от тоски сердечной, и от ломоты в суставах.

– Ну, желудком да сердцем пока не маюсь, а вот косточки под погоду, бывает, ломит, особенно десницу. Тому уж лет десять, как вывихнул на турьей охоте. Лекари вправили, а все равно, зараза, тянет да ноет.

– Охотник ты знатный, сразу видать! Весь зал трофеями увешал. Медведя на рогатину брал? – Щедро подливая королю в чару зелена вина, Годимир кивнул на огромное чучело, стоявшее в углу трапезной.

– С косолапым этим закавыка вышла. Смешно сказать. Я прошлой осенью на вепря пошел, а нарвался на медведя, не успел паршивец в спячку залечь. Копье одним ударом лапы – в щепки, хорошо хоть кинжал путный у меня был.

– А что ж твои ловчие и челядь?

– Да я от них оторвался изрядно, – усмехнулся Дарослав. – Не люблю, когда всей толпой на одного, хоть бы и на зверя.

Годимир уважительно качнул головой. Кинжалом медведя завалить – не у всякого выйдет.

– О твоих охотничьих и военных подвигах, друже, уже сказки сказывают, – заметил он. – Говорят, ты и во дворце-то не появляешься, все в разъездах. Не надоело жить безвылазно в чистом поле да диком лесу?

– Ох, Годимир. – Кубки сдвинулись, отозвавшись серебряным звоном. – Дела государственные заставляют, объезжаю крепости, с народом говорю, не скрываюсь. Но, признаться, я бы уж и рад семейного уюта да покоя вкусить, только где ж его взять?

– Так у тебя ж королева есть.

– Королева! – Обычно спокойный Дарослав с силой стиснул кубок в руке и скривил губы. – Только и название, что жена. Вот ты послушай, царственный брат мой, и рассуди. Поженили нас с Терезой, не слишком спрашивая, любы ли мы друг другу. Но тут ладно, часто такое. Мне-то тогда было чуть больше, чем сыну моему, Войтеху, сейчас, а Тереза и вовсе девчушка шестнадцати годков. Мне она сразу глянулась – личико белое, волосы, что ночь темные, глазки живые. Да и я ей не противен был…

– Ну так!

– Одним словом, поначалу все хорошо было, да только уж больно милы моей королеве были танцы да праздники, балы да развлечения. Я и рад стараться, все ей позволял, шелка-аксамиты ^[11] дарил, каменья самоцветные, украшения золотые, сам знаешь, в наших царствах этого добра хватает. Она радовалась, как дитя, ну да кто ж из них подарки-то не любит?

Годимир согласился. Он и сам обожал подарки.

– Я думал, родит – остепенится, да куда там. – Дарослав резко махнул рукой. – Сбыла Войтеха на руки нянькам, сама пуще прежнего в развлечения кинулась. Да и я мало с ней о серьезном говорил, считал, для того советники есть, а женский ум короток. Ну, ты понимаешь. Вот и стали мы все больше отдаляться друг от дружки. А там уж и вовсе мне дом не в радость стал. Заеду, бывало, с охоты, полюбуюсь на Терезку в новом наряде, да и снова на войну куда-нибудь или в дальний дозор. Лишь бы от двора и от ее ревности – подальше. И главное – сама ведь себя красотками окружила, а на меня еще и шипит! – Дарослав хватанул зелена вина, одобрительно крякнул. – Думал хоть в сыне найти родную душу, да куда там! Вырос оболтус оболтусом, только и знает, что за юбками волочиться. Похоже, не видать мне от родимого дитяти утешения в старости…

– Дети, они еще те цветочки, а уж какие потом ягодки вырастают! – Годимир откромсал себе добрый шмат оленины, запил сливовицей. – У меня вот целых трое и, сказать по правде, старшие ни то ни сё. Вся надежда на младшенького, Желана. Весь в меня! Красой только в Любавушку-покойницу, а так – вылитый я в юности.

Дарослав вдруг прищурился, цепко рассматривая царя.