Выйти замуж за Феникса - Татьяна Форш Страница 11

Но к счастью для нас, вскоре лес и вправду поредел и неожиданно закончился, оказавшись широкой полоской деревьев, идущей вдоль берега. Мы вышли на пыльную дорогу, что отделяла рощу от бескрайнего поля сочной травы. Но даже не это меня обрадовало больше всего на свете — где-то впереди, среди порядком сгустившихся сумерек теплой крошечной звездочкой горел огонек!

Я нетерпеливо тронула узду:

— Борь, держи курс на костер!

— С ума сошла, хозяйка? — испуганно прянул ушами жеребец. — Какой костер? А вдруг там опасно?

Ну опасно… и что теперь? Жить, как выяснилось, тоже опасно, но лошадку свою паникерскую надо бы успокоить… Поэтому я равнодушно хмыкнула и беспечно бросила:

— Ну и чего ты испугался? Наверняка там такие же путники, как и мы.

— Но погоня…

— Я думаю, мы оторвались! — с нажимом заявила я. Не надо меня пугать, и так дальше некуда! В любом случае: пан или пропал! — Даже если слуги муженька сообразят, куда мы делись, я успею обсохнуть и, может, даже чем-нибудь перекушу!

— А ты перекуси травкой! Глянь, какая сочная! А одежда сама высохнет! К утру… — Борька, словно в подтверждение своих слов, нагнулся и принялся сосредоточенно щипать травку. Не ожидая такого предательства, я чуть не скатилась на землю, вовремя повиснув у него на шее.

— Какая трава?! — В отместку я хлестнула его ладонью. — Ну-ка, выпрямляйся и вези меня к костру! Быстро! Я замерзла и хочу есть!

— Как по мне, так я бы объехал этот костер по самой дальней дороге, но… хозяин — дурень! То есть — барин! — проворчал Борька и не спеша потрусил к огоньку.

Я не стала спорить. Может, и дурень — но кто не рискует, тот ходит мокрым и голодным! Главное, не показать свой страх и то, как сердце сжимается от нехорошего предчувствия.

Но все сомнения быстро развеялись, когда я увидела сидевшую у костра одинокую фигуру. И чем ближе мы подъезжали, тем спокойнее на душе мне становилось.

Путник, одетый в темный дорожный плащ, оказался молодым, симпатичным парнем. Отблески пламени играли в его коротких темно-русых волосах, делая их почти рыжими. Он, видимо, давно заприметил гостью и теперь сидел, поглядывая на меня, но не забывая при этом что-то помешивать в котелке.

Остановив Борьку в нескольких шагах от костра, я спешилась:

— Хлеб да соль!

— Да нет… скорее картошка и вода… — Он демонстративно помешал варево. Ночной ветерок с готовностью подхватил аромат еды и не хуже заправского вояки ткнул мне в нос так, что закружилась голова. — Присоединяйся.

Я торопливо подошла к костру, но все-таки дворцовый этикет, с рождения вбитый мне в голову, поспешил возразить парню раньше, чем мой голод ответит ему «да!».

— Нет, что вы! Не хочу быть вам обузой! Я только погреюсь, если можно…

Парень недоуменно оглянулся и снова взглянул на меня.

— Кому это «вам»? Я вроде один… — Он вдруг улыбнулся, и на его щеках, скрытых недельной щетиной, появились милые ямочки, так не вязавшиеся с его суровым обликом.

— Ну… — Я невольно заулыбалась ему в ответ. — Тебе.

— А! Ты из этих… из породистых, что ли? — Спрятав улыбку, он прищурился и смерил меня таким пытливым взглядом, что я даже смущенно сглотнула.

— Что, прости? — Какие светлые у него глаза!

— Из благородных, говорю?

— Вообще-то… э-мм… вообще-то я… — И тут Борька толкнул меня в спину носом, да так, что я чуть не рухнула в костер. Как вовремя! Я едва не ляпнула, что я дочь короля Еремея! Вот дура-то! — Моя семья из разорившихся дворян.

— О как. Ну… садись, коль не шутишь. — Он глазами указал на место у костра.

Что ж, сама пришла. Чего теперь стесняться?

Я уселась напротив парня:

— Спасибо.

— Да пока не за что! — Тот повел широкими плечами. — Есть хочешь?

— Очень! — кивнула я. — Со вчерашнего дня во рту маковой росинки не было.

— Нет, маковыми росинками питаться — не дело. — Губ парня снова коснулась задорная улыбка, и милые ямочки вновь преобразили его суровое лицо. — Картошка всяко лучше. И… с утра голова не болит. — Он изучил мое озадаченное лицо и, помрачнев, перевел: — Говорю, если хочешь есть — ешь. Ложку дать?

Ложку? Незнакомого парня?

Нет, как бы мне ни хотелось есть…

Я снова сглотнула и тоскливо качнула головой.

— Подожду, пока остынет.

— Жди, — буркнул тот и замолчал, сосредоточенно вороша короткой веткой объятые огнем поленья.

Улучив момент, я украдкой оглядела путника. Открытое лицо. Коротко стриженные волосы. На высокий лоб падает челка. Прямые линии бровей над светло-серыми глазами. Чуть с горбинкой нос, улыбчивые губы, волевой подбородок.

Может, тоже из породистых?

— А… как тебя зовут? — Я решила не гадать. — Откуда ты и что здесь делаешь?

— Зови меня Ник, — с охотой ответил он. — Я из Заречного королевства. Иду домой. Был пять лет на службе у шамаханских шаманов и три года провел в армии царя Ефремия. А как твое имя и что здесь делаешь ты? Одна…

Н-да… ну и толку, что спросила? Все равно о Шамаханском шахстве и Ефремском царстве я знала только из рассказов приходящего учителя истории и географии. А о Заречном королевстве даже не слышала! А может, и слышала, да как все эти царства, ханства, шахства, королевства и княжества запомнить?

Надо срочно менять тему…

— А Ник это производное от Николая?

— Скорее от Никиты. Но… меня давно так никто не звал. А ты? — Он снова смерил меня цепким взглядом и увел разговор в свое русло: — Кто такая и что здесь делаешь?

Я помедлила и нехотя заговорила:

— Меня зовут Василиса. Можно Вася или Васька — как звал меня батя. Я в бегах, и здесь… — Вспомнив, что до сих пор мокрая как мышь, я придвинулась к огню и распахнула жилет, наслаждаясь жаром. — Здесь я сохну.

— По кому? — Его губ снова коснулась улыбка.

— По себе! И вообще! — Я вдруг разозлилась. Еще и умничает! — Картошка уже готова?

— Не знаю. Попробуй. — Не переставая улыбаться, парень снова предложил мне ложку, понаблюдал, как я поморщилась, но взяла и принялась украдкой вытирать ее о край рубашки. Вдруг улыбка сползла с его лица. Он настороженно уставился мне за спину и тихо бросил: — Кажется, у нас гости.

Я торопливо обернулась, глядя на подходивших к нам «гостей». Пятеро. На фоне ночного неба они казались какими-то квадратными и большими. Очень большими. Но с каждым шагом иллюзия рассеивалась. Вскоре нас обступили пятеро бродяг, одетых в рванину и в широкополых шляпах. За поясами у них поблескивали широкие ножи, а у двоих я даже заметила топоры.

Сжав покрепче ложку, я пересела поближе к Нику, не сводя глаз с недружелюбно настроенных «гостей». Ник вдруг поднялся во весь свой немалый рост. Повел широкими плечами, выразительно хрустнул пальцами и невозмутимо спросил: