Последним ударом сердца - Розалинда Шторм

Белые бутоны, безжалостно оторванные от стеблей, тонули в луже. Обезглавленные колючие стебельки валялись неподалеку. Слава Орлов, еще несколько секунд назад бережно прижимавший букет к груди, неверяще смотрел на мутную воду. Через мгновение он дернулся, приходя в себя, и с опаской повернулся к обидчикам.

— Ты представь, Димыч, этот чудик запал на нашу Леську, — хохотнул Глебка-каланча, пряча исколотые ладони в карманы новомодных дырявых джинсов.

Выдув жвачку, он нарочно громко лопнул зеленый пузырь, отчего Слава нервно вздрогнул и отпрянул.

Глебкин веснушчатый родственник злобно ухмыльнулся, глянул на стоящих рядом девчонок и скорчил противную рожу.

— Она такая красивая! — закривлялся паршивец. — Добрая… любимая!

Славка весь сжался. Неприличные слова так и рвались с языка, но он не позволял себе открыть рот. Лишь еще глубже вжимал голову в плечи и молчал. Не в его положении можно было безбоязненно вякать, глупо понадеявшись не получить слова обратно, для лучшего эффекта приправленные хорошей затрещиной.

Олеся — причина раздора и одновременно несбыточная Славкина мечта глубоко вздохнула и в раздражении подняла глаза к небу. Он невольно проследил за ее взглядом.

— Совсем страх потерял, что ли? — резко перестав паясничать, рявкнул любимец местной публики, «солнечный мальчик» Димка. — Забыл, эти телки — наши!

Припечатав опешившего от неожиданности Славу к обшарканной стене пятиэтажки, он щелкнул ему пальцами по носу. Не больно, но очень оскорбительно. Вячеслав дернулся, очки, не выдержав встряски, спали и рухнули прямо под ноги обидчику. Спустя миг, послышался жалобный хруст стекла.

Олесина подружка Галка, в глазах Славки самая настоящая телка и вредина, громко хрюкнула, даже не пытаясь сдержать смех.

— Упс! Я случайно, — хмыкнув, старший из братьев-погодок Смирновых отодвинулся от враз ослепшего Вячеслава. — Ну, почти.

— Пошли уже отсюда, Глеб, — приказал он родственнику, но услышав случайно вырвавшийся тихий Славкин всхлип, остановился.

— Слизень!

Слава дернулся как от удара.

— Урод и слизень, да, Олеська?

Девочка помалкивала.

— Ну, — поторопил с ответом недруг. — Скажи ему. Че молчишь?

Вячеслав повернул голову в ту сторону, где как он помнил, находилась Олеся и весь превратился в слух. Слабая надежда, что она откажется, промолчит, пусть даже пожалеет и не станет смешивать его с грязью, ослепила всего на миг.

— Урод, — едва слышно произнесла девочка.

Слава почувствовал, что умирает.

— Э нет, так не пойдет, — добивал Димка. — Говори громче, хочу, чтобы услышали все.

Олеся немного помолчала, а потом повторила обидные слова уже гораздо громче:

— Урод и слизень.

— Еще громче, дружка! — весело хохоча, подбадривала подругу змеюка Галка. — Я ничего не слышу!!!

Слава все сильнее скукоживался, горбился, больше всего на свете желая раствориться в воздухе, стать невидимым, перестать существовать.

— Урод и слизень! — закричала Олеся.

— Громче!!! — вторил Глеб.

— Урод и слизень!!! — заорала во все горло девочка.

Дальнейшее Слава понимал плохо. Со всех сторон его окружили смешки и ржание, его обзывали, тыкали пальцами, презрительно хмыкали и называли мерзким уродом, страшилищем.

— Ты иди домой, Шнурок, — сквозь вопли услышал он голос Олеси. — И не приходи сюда больше. Ладно?

Слава, не поднимая глаз, кивнул. Предательски затряслись плечи, он уже просто не мог сдерживать плач.

Народ, поливающий его помоями, вскоре разошелся. Только Олеся зачем-то продолжала стоять рядом.

— Шнурок, ты…, — начала девочка, но так и не закончила предложение.

— Подождите меня! — крикнула она удаляющимся друзьям и, громко топая ботинками, понеслась за ними.

Славка бессильно стек по стене, марая сырой известкой, идеально выглаженный матерью костюм. Обида душила, вырываясь из груди хриплыми рыданиями. Слезы щипали изрытое прыщами лицо. Пальцы непроизвольно сжимались, вдавливая осколки в ладонь. Только он практически не ощущал боли, все глубже загоняя стекло в рану.

Урод! Страшилище! Слизень!

Может, прав ненавистный Димка и он настоящий слизняк? Растекся зловонной лужей у ног соперника и даже не пытался защитить себя. А так хотелось стереть кулаком презрительную насмешку с лица Смирнова, вколотить обратно те обидные слова, которые исторгал поганый рот.

А она! Леся… Да она его имени даже не помнит! Только дурацкую кличку.

Внезапно из самого сердца стала рваться необъяснимая сила. Черными щупальцами она опутывала сознание, потоками лавы смывала жалость к себе, страх и неуверенность. А затем сеяла росточки злобы, которые начали всходить с невероятной быстротой. Вячеслав незримо для остальных менялся, становился другим. Упаднические мысли исчезали, оставляя только одно желание — отомстить.

— Я отомщу, — вдруг не понятно кому крикнул парень. — Отомщу!

Он зашевелился, с трудом, словно пьяный, поднялся на ноги и, пошатываясь, побрел домой.