Ангелы молчат - Николаос

Я летела тогда из Нью-Йорка — села у окна и постаралась отвлечься от полета планированием дальнейшей жизни. Депрессия все еще не покидала меня, я была полна злости на систему, навсегда поставившую крест на моей карьере. Да плевать на карьеру. На работе. На единственной работе, которой я хотела посвятить жизнь.

Рядом со мной сидела женщина в светло-голубом деловом костюме и листала журнал. Она мне как-то и понравилась, и нет одновременно. Понравилась потому, что выглядела целиком на свои сорок — не больше и не меньше — но при этом была красивой, элегантной и привлекающей внимание. А не понравилась потому, что такие люди в основном снобьё. Хоть и летит не первым классом, но аристократизм так и прет. Сейчас начнется — вода не такая, еда не такая…

Это началось-таки, но неожиданно совсем с другой стороны. Третья наша соседка, тучная дама с пятью подбородками, как только вошла, оглядела салон заплывшими глазками и заявила, что здесь душно. Это было лишь начало. Через десять минут бедные стюардессы сбивались с ног.

Мне знаком этот тип людей — склочники. Им плохо, даже когда хорошо, и становится хорошо, когда другим плохо. Они не закрывают рот даже после того, как им отдают все самое лучшее. Их все ненавидят, но почему-то молча терпят, что я сейчас и делала.

Моя соседка продолжала невозмутимо читать, когда мое состояние постепенно приближалось к критической точке. В салоне повисла напряженная тишина, на фоне которой этот противный голос звучал еще четче. Я из последних сил старалась отвлечься на пейзаж. А дама все бурчала и бурчала, пока сквозь поток возмущений, сквозь который я уловила даже кое-что про тех, кто «пялится в окошко, в то время как другие в проход вываливаются…»

Горячая волна гнева вскипела и подкатила мне к горлу, к слезным протокам. Я внезапно ясно почувствовала, что еще секунда — и я или зайдусь в истерике, или тупо вцеплюсь в ее крашеные жидкие кудряшки и буду трепать, трепать, пока не оторву голову.

Моя непоколебимая соседка наконец перелистнула последнюю страницу, аккуратно сложила журнал на коленях. А потом наклонилась к огнедышащему дракону и вполголоса, но внятно произнесла:

— Завали ебало, а?

Дама подавилась на полуслове, и ее свинячьи глазки растерянно заморгали. Этого никто, кроме меня, не слышал, однако напряжение в салоне само собой волшебным образом спало, все зашевелились, как-то ожили, я услышала детский смех.

А у меня просто отпала челюсть. Не сколько от контраста между внешним видом леди и ее манерой выражаться, сколько от восхищения. Гнев сменился блаженством, захлестывающим меня волнами. Просто моральный оргазм какой-то. Я была готова обнять ее, но только и смогла сказать:

— Я приношу вам благодарность от всего салона. Меня зовут Кьяра Кастл.

Она внимательно посмотрела на меня и протянула узкую руку с безупречным маникюром:

— С некоторыми нужно говорить на их языке, если хочешь, чтобы тебя правильно поняли. Элизабет Уоррен.

Мы одновременно поняли, что это прозвучало как цитата, и рассмеялись.

Почему я вспомнила об этом сейчас?

* * *

Перри постучал ложкой по моей чашке.

— Ки, ты что, спишь?

Я вскинула голову, словно и вправду задремала. В круглосуточном кафе так рано совсем не было народу, хотя в перерыв набивалось под завязку. Здесь было здорово — уютно и без претензий, как раз то, что надо. И больница всего-то через дорогу.

— Ой, прости. Ты что-то говорил?

— Говорил, что тебе нужно отдохнуть. Ты засыпаешь на ходу.

— Ничего подобного, — запротестовала я. — Я все помню. Мы говорили о том, что пришел новый чек, и теперь мы можем много чего купить.

«Кьяра, что мне делать?!»

Я внезапно замолкла, тряхнув головой, будто в ушах зазвенело.