Джонни и мертвецы - Терри Пратчетт

Джонни не суждено было понять, почему именно он начал видеть мертвецов.

Возможно, Джонни попросту чересчур ленив, чтобы их не видеть, предположил Олдермен.

Сознание большинства людей, говорил он, не позволяет им видеть то, что могло бы их огорчить. Уж он-то знает, сказал Олдермен: всю свою жизнь (1822–1906) он только и делал, что ничего такого не видел.

Холодец Джонсон, официально считавшийся лучшим другом Джонни, сказал: все потому, что Джонни — психанутый.

Однако Ноу Йоу (он почитывал медицинские книжки) возразил: наверное, Джонни просто не в состоянии сфокусировать сознание, как это делают нормальные люди. Нормальные люди просто-напросто обращают очень мало внимания на то, что творится вокруг, ради возможности сосредоточиться на более важных вещах, ну, например, проснуться, подняться с постели, сходить в туалет и продолжать жить в ладу с собой. А вот Джонни открывал утром глаза — и получал по лицу всем мирозданием.

Холодец сказал, что, с его точки зрения, это и называется «психанутый».

Как ни крути, выходило одно: Джонни видел то, чего не видели другие.

Например, покойников, разгуливающих по кладбищу.

Олдермен — по крайней мере старый Олдермен — смотрел на большинство других мертвецов, даже на мистера Порокки, обладателя большущего надгробия из черного мрамора, с двумя ангелами и снимком ни капельки не похожего на мертвеца мистера Порокки (1897–1958), чуть свысока. Олдермен утверждал, будто мистер Порокки был крупным мафиозо, «капо ди монте». Сам мистер Порокки объяснил Джонни, что, напротив, всю жизнь посвятил оптовой торговле галантерейными товарами и вдобавок был фокусником-любителем и другом детей, а значит, никак не мог принадлежать к мафии.

Но все это было потом. После того, как Джонни познакомился с мертвецами поближе. После того, как всплыл призрак «форда-капри».

Джонни открыл для себя кладбище, когда переехал к деду, на Третьем Этапе Трудных Времен, после фазы скандалов (очень неприятной) и периода Разумного Отношения К Ситуации (еще более неприятного; уж лучше скандалы). Отец устраивался на новую работу где-то на другом конце страны, а Джонни не покидало смутное ощущение, что теперь, когда предки оставили попытки вести себя разумно, возможно, все еще уладится. Но в общем, он старался об этом не думать.

Возвращениям из школы на автобусе Джонни предпочитал тропинку вдоль канала — и вскоре обнаружил, что, если перелезть через поваленный кусок ограды и пройти позади крематория, путь становится вдвое короче.

Могилы подступали к самому каналу.

Это было старое кладбище — из тех, где живут лисы и совы. Воскресные газеты порой пышно именуют такие погосты «наследием викторианской эпохи», хотя данное конкретное кладбище пресса своим вниманием не удостаивала: наследие за тридевять земель от Лондона — не наследие.

Холодец утверждал, что на кладбище жутко, и зачастую ходил домой в обход, дальней дорогой, а вот на взгляд слегка разочарованного Джонни там могло бы быть и пожутче. Стоило выбросить из головы, что это за место, и забыть про скелеты, ухмыляющиеся в темноте под землей, как на кладбище становилось вполне уютно. Здесь пели птицы, а шум уличного движения доносился словно из далекого далека. Здесь царили мир и покой.

Впрочем, кое-что он все-таки проверил. Часть старых могил венчали массивные каменные коробки. В самых глухих, запущенных уголках они местами потрескались и даже развалились. В них-то и заглянул Джонни — на всякий случай.

Ничего не обнаружив, он даже расстроился.

Еще на кладбище были склепы. Большие. С дверями, как в настоящих домах. Они отдаленно напоминали сараи, украшенные фигурами ангелов. Ангелы, против ожиданий, в общем и целом были исполнены довольно живо, особенно один у входа — он словно бы вдруг спохватился, что, прежде чем покидать Небеса, следовало сходить в туалет.

Джонни и Холодец шли по кладбищу, взрывая ногами холмики опавших листьев.

— На той неделе будет Хэллоуин, — сказал Холодец. — Я устраиваю вечеринку. Вход только для страшил и чудовищ. Маску можешь не надевать.

— Спасибо, — сказал Джонни.

— Ты заметил, что в магазинах стало намного больше всяких хэллоуиновских штуковин? — спросил Холодец.

— Это из-за Ночи Костров, — сказал Джонни. — Слишком много народу повзрывалось на фейерверках, вот и придумали Хэллоуин, чтобы просто надевать маски и наряжаться.

— Миссис Ментор говорит, это все попахивает черной магией, — заявил Холодец.

Миссис Ментор жила по соседству с Джонсонами и славилась странным отношением к таким явлениям жизни, как, например, прослушивание записей Мадонны на полной громкости в три часа ночи.

— Может, и так, — не стал спорить Джонни.

— Она говорит, в Хэллоуин ведьмы переходят все границы, — продолжал Холодец.

— Что? — Джонни наморщил лоб. — Зачем? Хотят попутешествовать, поглядеть на эти самые… как их… Канарейские острова?

— Наверное, — пожал плечами Холодец.

— Н-ну… в общем, неглупо. Они же старые, им, наверное, в мертвый сезон делают скидку, — сказал Джонни. — Моя тетка может куда хочешь доехать на автобусе почти задаром, а она никакая не ведьма.

— Тогда непонятно, чего миссис Ментор волнуется, — пожал плечами Холодец. — Ведь если все ведьмы укатят в отпуск, здесь станет куда спокойнее…

Они миновали чрезвычайно декоративный склеп — он мог похвастать даже оконцами из кусочков цветного стекла. Трудно было представить, кому может взбрести в голову заглядывать внутрь, но еще труднее было вообразить, кому может припасть охота выглянуть наружу.

— Не хотел бы я оказаться с ними в одном самолете, — задумчиво протянул Холодец. — Представляешь, ждешь ты отпуска, ждешь, вот наконец тебе его дают — осенью, ты садишься в самолет, а там все эти ведьмы летят за бугор!