Царьград. Крестовый поход - Андрей Посняков

Что ж медлите! Проснитесь!

Без споров, без вражды

Друг друга выручайте

От общей всем беды!

Константин Ригас

«Военный гимн».

Они подходили долго, мучительно долго, у Алексея уже заболела спина. Устал, устал лежать в кустах за полуразрушенным портиком бывшего дворца Паргалиона, когда-то — прекраснейшего здания, а ныне, за последние два века, обсыпавшегося, осевшего, разрушенного.

— Вон, вон, садятся! — пошевелившись, прошептал на ухо Панкратий — такой же молодой парень, как и Алексей, Лекса — напарник. По другую сторону портика хоронился Иоанн, третий — высокий, русоволосый, с задорной кудрявой бородкою. Интересно, ему тоже было неудобно лежать? Или, может, он и не лежал вовсе, а давно уже уселся на какой-нибудь камень, кусты-то в той стороне погуще.

Панкратий радостно потер руки:

— Ну, уж теперь-то возьмем, теперь-то они от нас никуда не денутся!

Лешка-Лекса — усмехнулся, шепнул:

— Не говори «гоп»…

И сам до боли в глазах всмотрелся в только что подошедших к заброшенному дворцу мужчин. Их было трое — двое молодых здоровяков, сильных, уверенных в себе, парней… пожалуй, даже слишком уверенных… самоуверенных — так уж куда лучше сказать. особого опасения они, кстати, не вызывали — Алексей видал и не таких. Вполне предсказуемые ребятки. И с ними третий… Постарше других невысокого росточка, неприметный, лысоватый, с редкой рыжеватой бородкой… Держится скромно, даже уселся чуть в стороне от парней, а потом, как начало смеркаться, так и вообще встал, неспешно прохаживаясь вдоль портика. Ну, ясно — этот так, на стреме.

Кивнув на сего субъекта, Алексей скосил глаза на Панкратия. Тот лишь пожал плечами — ну, напрочь незнакомый тип, ни разу пока не встреченный.

Да уж, много их было таких в этой шайке — не встреченных… Правда, кое-что знали.

Кто же это такой? Пигмалион Красный Палец? Нет, тот, кажется, здоровяк, да и помоложе. Адам Волчья Пасть? Так того, говорят, недавно зарезали в какой-то пьяной драке. Кераксион Младенец? А вот это — может быть… Интересно, почему прозвище такое — «Младенец»? Говорят, он весь седой уже, а лицо почти без морщин, розовое, нежное, как у младенца.

Впрочем, это все люди в определенных кругах известные — станут они стоять на стреме, как же! Скорей, сами кого хочешь, поставят. А этот лысоватый, скорее всего, просто пешка. Верно, они взяли его в каком-нибудь нищем братстве, арендовали на вечерок — можно так сказать. Или — пожилой — пусть даже на третьих-четвертых ролях — тоже входит в шайку? Ладно, не долго уже осталось, узнаем.

Стараясь не шуметь, Алексей сменил позу:

— Темнеет. Однако, где же ювелир?

— Придет, — сглотнув набежавшую слюну, прошептал напарник. — Раз уж они ему, наконец, назначили встречу… О! Слышишь?

И в самом деле, где-то неподалеку послышался стук копыт. Миг — и на заросшей акациями аллее, ведущей к заброшенного дворцу Паргалион появилась двуколка, запряженная парой гнедых. Судя по облупленной коляске — двуколка не своя, нанятая.

Сидевшие на покосившейся мраморной скамье парни, вальяжно поднявшись, махнули руками — иди, мол.

Вылезший из двуколки человек в скромном серовато-палевом платье — высокий, чернобородый, сутулый — выглядел каким-то испуганным, бледным, его вытянутое, осунувшееся лицо с тонкими чертами напоминало икону. Игнатий Волар, хозяин ювелирной мастерской у Амастридского форума. Аргиропрат, как их здесь называли. Молодец, явился таки, не струсил! Хотя — боится, боится — видно по всему. Ну, что же ты встал? Иди же!

Расплатившись с возницей, аргиропрат Игнатий Волар неуверенной походкой направился к парням. На плече он нес тяжелую — это было сразу заметно — матерчатую суму.… Деньги. И не мало — сто золотых иперпипов — месячный доход мастерской. Да, лиходеи попросили нехилую дань. И это — только разовый взнос. Игнатий, как умный человек, хорошо все понимал — потому, подумав, и обратился за помощью в ведомство эпарха. Ну и что из того, что Герасима Кривого Рта при одном своем упоминании заставляла дорожать обывателей от Амастридской площади до церкви Апостолов? Шаек в граде Константина имелось множество — и что, каждой платить? Так никаких денег не напасешься и вообще, можно закрывать мастерскую!

Возчик тронул поводья, осторожно разворачивая повозку… Черт, куда делся тот неприметный субъект? Ага, вот он… Вышел из-за акации. Остановился. Что-то сказал вознице, наверное, прогонял. Да, так и есть: кивнув, возчик подогнал лошадей и двуколка, подпрыгивая на ухабах, быстро покатила прочь.

Ювелир оглянулся, затравленно так оглянулся, испуганно — нет, все же он был не храбрец, этот аргиропрат Игнатий Волар, хотя и хватило смелости заявить… Хотя, тут, скорее не смелость — тут прижимистость и хорошо понятное возмущение.

Ну, что ж ты! Что ж ты так ищуще шаришь глазами вокруг? Ведь договаривались же… Если бандиты не дураки… Впрочем, хорошо, что уже темнеет.

Лешка напрягся, нащупывая руками небольшой арбалет — оружие, запрещенное еще лет триста назад особым указом базилевса. Ну, это так, на всякий случай. Вообще-то сейчас все должно обойтись гладко — недаром столько готовились.

А ювелир уже подошел к парням, что-то сказал, протягивая мешок…

Они ведь должны пересчитать, должны, неужели, поверят на слово? Нет, обязательно пересчитают, обязательно… Вот, тогда и брать!

Алексей закусил губу — ну, давайте же!

Ага! Есть! Послышалось звяканье — золото высыпали прямо в песок. Вот теперь — пора!

Еле слышный свист. И все трое — Алексей, Панкратий, Иоанн — стремительно выбрались на аллею: Лешка вытащил государственный знак — золоченую бляху с двуглавым орлом, поднял над головою повыше, спрятав заряженный арбалет за спину.

— Именем императора Иоанна!

Все трое — в ярко начищенных доспехах, не в панцирях — попробуй, полежи в них в засаде — в легких кольчугах, в орленых панцирях другие — стражники — пора бы уже и им подойти.

Лешка набрал в грудь побольше воздуха, крикнул:

— Всем стоять!

Так, что было слышно на весь заброшенный парк.

Ага! И стражники, наконец, появились — услышали. Во-он бегут, гремят амуницией…

Разбойники тоже не спали — тут же вскочили на ноги. Один из парней, выхватив нож, бросился на ювелира… Лешка чуть задержался, вскидывая арбалет… Прицелился в руку… Ввухх!!! Словно пружина, с шумом расправилась стальная тетива, и вытолкнутая ею стрела пробила бандиту грудь.

Выронив нож в траву, тот захрипел и повалился прямо в объятия вскрикнувшему от ужаса аргиропрату.