Князь Владимир - Юрий Никитин

В крохотную каморку челядной шагнул высокий молодой воин.Лицо смуглое, хищное, голова чисто выбрита, лишь с макушки свисает длинный клокпышных темно-русых волос. В левом ухе серьга с рубином, смуглое лицо худое,настороженное, с выпирающими острыми скулами. Даже здесь, в своем тереме, ондвигался как волк в лесу: настороженно, бесшумно, готовый внезапно оскалитьзубы. Пальцы крупных мускулистых рук никогда не удалялись от короткого меча набедре и кинжала на поясе.

Железный шлем на локте левой руки, рубашка из железных колецплотно обтягивает широкие плечи, ноги в облегающих кожаных портках и высокихсапогах для верховой езды.

Вместе с ним в тесное помещение ворвались тревожащие запахи конскогопота, степных трав, пожаров и крови. Женщина, что лежала скорчившись на широкойдубовой лавке, повернула измученное худое лицо. С воином пришел запах гари,словно бы стены раздвинулись и огромная враждебная Степь ворвалась в теснуюкомнатку. И даже слышались крики заклятых врагов – хазар, савинов…

– Уже? – спросил он требовательно.

– Сын, – ответила она едва слышно.

Она пыталась облизнуть бледные губы, язык царапался о сухоенёбо. У правого бока лежал завернутый в лохмотья ребенок с красным сморщеннымличиком.

Воин поморщился:

– Чего такой красный? Урод какой-то.

Она прошептала слабо:

– Он будет красивым… все дети на свет такими… Дай емуимя, княжич.

Воин, которого назвала княжичем, поморщился, оглянулся,словно спрашивая самого себя, почему стоит здесь в темном чулане, где нельзядышать от запахов грязного белья и вони от близкого свинарника. Из-за плечавыглянули и торопливо исчезли, как испуганные мыши, стряпухи. Молодой княжичгрозен, свиреп, часто неистов. Под горячую руку попасть – можно потерять иголову.

– Имя?.. Гм… Он был зачат в степи. Так пусть же будетСтепаном!

Женщина вскрикнула, протянула к нему дрожащие руки:

– Нет… Степь – это кровь, набеги, пожары, полон… А унего должно быть имя… самое лучшее на свете…

– Тогда Костей! Чтобы стал крепким, как кость. И пустьбудет врагам нашим костью в горле. Отец говорил, что Костяным звали егодальнего родственника Зигфрида.

– И это как-то грубо… Он же у меня первенький! Можетбыть, Назар? Ведь он на заре родился…

– Не по-мужски. Лучше Сила, Силантий, Стоян…

– А Наум? Чтобы был самым умненьким?

Воин сказал с раздражением:

– Водан, Рюрик, Потык – вот имена для воина! А то ещеУльяном назови, чтобы пчел приманивал, или Филей-Филипом, чтобы мыши боялись!..Ладно, не реви. Ишь, посматривает, волчонок… Он останется рыжим илипотемнеет?.. Давай так и назовем: рыжий волк, а? Рудой волк! Рудольф?

– Волк – это страшно, – сказала она несмело изаплакала.

Воин нависал сверху, молодой, но уже огромный и хищный, взапавших глазах блистали искры. Лицо с резко очерченными чертами выражалосдержанное недовольство. Он уже жалел, что пришел в каморку для низшей челяди.Мало ли что когда-то во хмелю подгреб под себя эту девку, надо признаться,красивую, но когда вернулся из похода в Киев, стало не до нее. Он вообще женщинмало замечал: сильные мужчины раздвигают мечом пределы, пробивают новыеторговые пути в дальние страны, накладывают дань на богатых соседей, бдят,защищают, добывают, а сладострастие – это утеха рабов. Другие радости им простонедоступны.

– Ладно, – сказал он, отступая к двери, –выбери сама любое имя.

– Благодарю…

Она от слабости на миг опустила веки, а когда открыла глаза,в каморке снова темно и пусто. Под окном раздался лихой свист, прогремелдробный стук копыт. Судя по направлению, где он затих, юный княжич умчался квоеводе Сфенелу, который был воеводой у князя Олега, оставался им при Игоре, атеперь все еще воевода и правая рука у великой княгини Ольги…

– Игорек, – прошептала она, – ты ведь такойигривый… Или Беримир, Селимир, Будимир… чтобы трудом своим заселил мир…

В каморке душно и жарко. В единственное окошко пробиваетсясквозь стенку бычьего пузыря слабый свет. Потом подошла, судя по силуэту,расседланная лошадь. Задумчиво почесалась о стену, подняла хвост. Малушауслышала дробный стук конских каштанов. Сильный запах конского помета тяжелойволной хлынул в тесное помещение.

Малуша ощутила дурноту. В раскрытой двери мелькалинеопрятные челядинцы. Протащили тяжелую лохань, разбрызгивая дурно пахнущиепомои.

– Нет, – прошептали ее обескровленные губы, –пусть будет сильным и стойким… Пусть станет хитрым и живучим… Хоть родилсярабом, но пусть не останется им. Как суждено мне… И в залог этого пусть имя егобудет – Владимир!