Таня Гроттер и Болтливый сфинкс - Дмитрий Емец

В наше время мудрость нужна не затем, чтобызнать все, но чтобы сознательно ограничивать себя в излишнем знании.

Академик Сарданапал

Трижды Таня с усилием отрывалась от подушки итрижды вновь падала в нее лицом, как раненый боец. Наконец, после долгой борьбыс подушкой, Таня села на кровати и стала собираться с духом, чтобы рывкомвтолкнуть себя в наступающий день.

Когда ей это удалось, она бросила взгляд нагрифельную доску, висевшую на стене над скелетом Дырь Тонианно, – вединственном более-менее свободном месте, куда еще можно было что-то приткнуть.С виду это была небольшая, довольно заурядная доска черного цвета с заметнымимеловыми разводами – «размазюками».

Вечером Таня все с нее стирала, однако с утрадоска всегда оказывалась исписанной четким и властным почерком Медузии.«Контроль. Последовательность. Порядок» – таков был девиз доцента Горгоновой,которому она следовала всегда и везде.

Сегодня доска сообщала:

«Аспирантка Гроттер!

Напоминаю, что у Вас дополнительные занятия стретьим курсом по теме: «Мистическая анатомия дождевых червей и ееиндивидуальные особенности». Постарайтесь, чтобы половина лекции не прошла впоисках ключа от аудитории, как это случилось в прошлый раз.

Теперь по поводу Вашего личного учебногографика. Завтра в одиннадцать утра Вы должны явиться для занятий ратной магиейу академика Сарданапала. Они будут проходить в Битвенном Зале при кузнедомовых.

В остальное время – обучение по индивидуальнойпрограмме.

С надеждой, что со временем у меня появитсявозможность уважать Вас за отсутствующие на сегодня деловые качества,

Доц. Медузия Горгонова».

Таня перечитала объявление трижды, прежде чемрешилась поверить глазам. Она не так давно сдавала историю чародейства и неуспела забыть, что ратная магия была строжайше запрещена на третьем конгрессемагов в Баден-Бадене в июле 1791 года. Очень сомнительно, чтобы МедузииГоргоновой не было об этом известно.

Испытывая потребность обсудить с кем-нибудьэту малопонятную ситуацию, Таня отправилась к Ягуну. Играющего комментатора оназастала в трепетный период между последним сном и первым осмысленным утреннимпоступком. Пока же сплошняком шли неосмысленные.

Ягун бегал по комнате с трубой от пылесоса.Увидев Таню, он остановился и с немалым трудом придал лицу благопристойноевыражение.

– Знаешь, что я понял? Пылесос – грозноеоружие пехоты наряду с саперной лопаткой! Труба, как шест, а сзади хорошенькийтакой довесок на гибком шланге. Вдарить – так все звездочки в кучкусоберутся, – пояснил он.

– Ягун, ты кукукнулся? Ты в курсе, сколькотебе лет? – мягко поинтересовалась Таня.

Внук Ягге вздохнул, из чего Таня заключила,что он в курсе.

– Ты не представляешь, как сложно мужчинепритворяться взрослым скомпенсированным человеком! Как это противно, тягостно иглупо обманывать окружающих, а со временем и самого себя! Следующая стадиявзрослости – это надеть костюмчик и навек замуровать себя в каком-нибудь тухломофисе, где оптом торгуют ступами, гвоздодерами для мертвецов и осиновымикольями!

– Возьмут тебя в офис! Держи карман двумяруками! Максимум в магазин игрушек – качаться на лошадках! – заявила Таня.

Ягун с сожалением поставил трубу от пылесоса вугол и вытер ладони о штаны.

– Кстати, а это мысль! Магазин игрушек длявзрослых деток и прочих ненормальных! Я бы не отказался! А вообще я тут прыгали думал: страшно представить, насколько сильно человек в наше время находитсяпод прессом социума. Оставляют тебе узкий коридорчик «нормального» поведения, аза любой шаг вправо или влево дают по физиономии. А мне, может, тесно в этомкоридорчике?

– Ты о чем?

– Ну смотри! Вздумай я, к примеру, гоняться струбой от пылесоса за людьми на улице или хотя бы безобидно целовать всехпрохожих, говоря каждому, как я его люблю, меня мигом упрячут в психушку. Развеэто честно? – капризно спросил внук Ягге.

Поразмыслив, Таня согласилась, что поотношению к Ягуну даже запрет на игру с погремушками во взрослом возрастестрашное преступление. Она оглянулась на дверь, где у Ягуна висела такая жегрифельная доска, как у нее. С доски все уже было стерто, хотя подпись Медузиичастично сохранилась.

– Ты способен хотя бы пять минут не хохмить?Ты читал про ратную магию завтра в одиннадцать?

– А-а-а! Так у тебя тоже! – кивнул Ягун.

– Что значит «у меня тоже»?

– Ну эта штуковина! Лоткова вообще в шоке.Утверждает, что ратная магия – это без пяти минут некромагия. Типа поди пойми,где заканчивается самый большой нож и начинается самый короткий меч. А мы-товсе светлые! Хотя, если честно, я рад. Сколько лет проучились, а кроме Искрисафронтиса и всяких там трых-ты-ты-тыхсов, ничего атакующего не знаем! Позорище!

Таня посмотрела на часы.

– Сейчас же только девять. Разве Катя ужепроснулась? – усомнилась она.

Ягун погладил себя по челочке. Его довольнодлинные волосы раздвинулись, и оттуда помидорной зрелостью полыхнуло большоебагровое ухо.

– Скажем так: ей помогли! Кто-то феноменальнозаботливый и настолько же милый! Получить от меня вопль в ухо и то приятно!

– Ты ее разбудил?

– А что прикажешь делать? До одиннадцати утраКатька на автопилоте. Специально для нее я изобрел новый напиток: чаекоф. Идаже, заметь, не в честь композитора! – похвастался Ягун.

– Чае… что?